Форум » Персоналии » Родные люди. Война гражданская. » Ответить
Родные люди. Война гражданская.
Народная гвардия: Раздел о родных людях воюющих по одну сторону или по разные стороны.
Народная гвардия: Еще Керенский утверждал в той статье: " Если бы в 1917 году было телевидение, то Аврора бы не стреляла!"
Народная гвардия: Лицо типичного неформала, художника-абстракциониста, мелкого делишки. Человека неспособного на крупные дела, а способного лишь сделать какой-нибудь Наде приятное.
Игорь Ластунов: Увы. Лица бывают часто обманчивы.
Игорь Ластунов: Ленина иногда называли "Чингисхан с телефоном".
Игорь Ластунов: Психологическая характеристика Сталина. Бывший сталинский секретарь Бажанов, который много лет проработал вместе со Сталиным, так характеризовал своего бывшего патрона: «Постепенно о нем создались мифы и легенды. Например, о его необыкновенной воле, твердости и решительности. Это – миф. Сталин – человек чрезвычайно осторожный и нерешительный. Он очень часто не знает, как быть и что делать. Но он и виду об этом не показывает. Я очень много раз видел, как он колеблется, не решается и скорее предпочитает идти за событиями, чем ими руководить. Умен ли он? Он неглуп и не лишен природного здравого смысла, с которым он очень хорошо управляется. Например, на заседаниях политбюро все время обсуждаются всякие государственные дела. Сталин малокультурен, и ничего дельного и толкового по обсуждаемым вопросам сказать не может. Это очень неудобное положение. Природная хитрость и здравый смысл позволяют ему найти очень удачный выход из положения. Он следит за прениями, и когда видит, что большинство членов политбюро склонилось к какому-то решению, он берет слово и от себя в нескольких кратких фразах предлагает принять то, к чему, как он заметил, большинство склоняется. Оратор он плохой, говорит с сильным грузинским акцентом. Речи его очень малосодержательны. Говорит он с трудом, ищет нужное слово на потолке. Никаких трудов он, в сущности, не пишет; то, что является его сочинениями, это его речи и выступления, сделанные по какому-либо поводу, а из стенограммы потом секретари делают нечто литературное. Ничего остроумного Сталин никогда не говорит. За все годы работы с ним я только один раз слышал, как он пытался сострить. Это было так. Товстуха и я, мы стоим и разговариваем в кабинете Мехлиса – Каннера. Выходит из своего кабинета Сталин. Вид у него чрезвычайно важный и торжественный; к тому же он подымает палец правой руки. Мы умолкаем в ожидании чего-то очень важного. „Товстуха, – говорит Сталин, – у моей матери козел был – точь-в-точь как ты; только без пенсне ходил“. После чего он поворачивается и уходит к себе в кабинет. Товстуха подобострастно хихикает. Женщины. Женщинами Сталин не интересуется и не занимается. Ему достаточно своей жены, которой он тоже занимается очень мало. Какие же у Сталина страсти? Одна, но всепоглощающая, абсолютная, в которой он целиком, – жажда власти. Страсть маниакальная, азиатская, страсть азиатского сатрапа далеких времен. Только ей он служит, только ею все время занят, только в ней видит цель жизни. Конечно, в борьбе за власть эта страсть полезна. Но все же, на первый взгляд, кажется труднообъяснимым, как с таким скупым арсеналом данных Сталин смог прийти к абсолютной диктаторской власти. Проследим этапы этого восхождения. И нас еще более удивит, что отрицательные качества были ему более полезны, чем положительные. Начинает Сталин как мелкий провинциальный революционный агитатор. Ленинская большевистская группа профессиональных революционеров ему совершенно подходит – здесь полагается не работать, как все прочие люди, а можно жить на счет какой-то партийной кассы. К работе же сердце Сталина никогда не лежало. Есть известный риск: власти могут арестовать и выслать на север под надзор полиции. Для социал-демократов дальше эти репрессии не идут (с эсерами, бросающими бомбы, власти поступают гораздо более круто). В ссылке царские власти обеспечивают всем необходимым; в пределах указанного городка или местности жизнь свободная; можно и сбежать, но тогда переходишь на нелегальное положение. Все ж таки жизнь рядового агитатора гораздо менее удобна, чем жизнь лидеров – Лениных и Мартовых в Женевах и Парижах: вожди уж совсем отказываются подвергать каким-либо неудобствам свои драгоценные персоны. Лидеры в эмиграции заняты постоянно поисками средств – и для своей драгоценной жизни, и для партийной деятельности. Средства дают и братские коммунистические партии (но скудно и нехотя), буржуазные благодетели. Но этого мало, всегда мало. Анархисты и часть социалистов-революционеров нашли способ добывать нужные средства просто путем вооруженных ограблений капиталистов и банков. Это на революционном деловом жаргоне называется „экс-ами“ (экспроприациями). Но братские социал-демократические партии, давно играющие в респектабельность и принимающие часто участие в правительствах, решительно отвергают эту практику. Отвергают ее и русские меньшевики. Нехотя делает декларации в этом смысле и Ленин. Но Сталин быстро соображает, что Ленин только вид делает, а будет рад всяким деньгам, даже идущим от бандитского налета. Сталин принимает деятельное участие в том, чтобы соблазнить некоторых кавказских бандитов и перевести их в большевистскую веру. Наилучшим завоеванием в этой области является Камо Петросян, головорез и бандит отчаянной храбрости. Несколько вооруженных ограблений, сделанных бандой Петросяна, приятно наполняют ленинскую кассу (есть трудности только в размене денег). Натурально Ленин принимает эти деньги с удовольствием. Организует эти ограбления петросяновской банды товарищ Сталин. Сам он в них из осторожности не участвует. (Кстати, трус ли Сталин? Очень трудно ответить на этот вопрос. За всю сталинскую жизнь нельзя привести ни одного примера, когда он проявил бы храбрость, ни в революционное время, ни во время Гражданской войны, где он всегда командовал издали, из далекого тыла, ни в мирное время.) Ленин чрезвычайно благодарен Сталину за его деятельность и не прочь продвинуть его по партийной лестнице; например, ввести в ЦК. Но сделать это на съезде партии нельзя, делегаты скажут: „То, что он организует для партии вооруженные ограбления, очень хорошо, но это отнюдь не основание, чтобы вводить его в лидеры партии“. Ленин находит нужный путь: в 1912 году товарищ Сталин „кооптируется“ в члены ЦК без всяких выборов. Поскольку он затем до революции живет в ссылке, вопрос о нем в партии не ставится. А из ссылки с февральской революцией он возвращается в столицу уже как старый член ЦК. Известно, что ни в первой революции 1917 года, ни в Октябрьской Сталин никакой роли не играл, был в тени и ждал. Через несколько времени после взятия власти Ленин назначил его наркомом двух наркоматов, которые, впрочем, по ленинской мысли, были обречены на скорый слом: наркомат рабоче-крестьянской инспекции, детище мертворожденное, который Ленин думал реорганизовать, соединив с ЦКК (что и было потом проделано), и наркомат по делам национальностей, который должен был тоже быть упразднен, передав свои функции Совету национальностей ЦИКа. Когда Ленин предложил это назначение, один из участников заседания предложил другого кандидата, доказывая, что его кандидат человек толковый и умный. Ленин перебил его: „Ну, туда умного не надо, пошлем туда Сталина“. Наркомом Сталин только числился – в наркоматы свои почти никогда не показывался… Настоящая карьера Сталина начинается только с того момента, когда Зиновьев и Каменев, желая захватить наследство Ленина и организуя борьбу против Троцкого, избрали Сталина как союзника, которого надо иметь в партийном аппарате. Зиновьев и Каменев не понимали только одной простой вещи – партийный аппарат шел автоматически и стихийно к власти. Сталина посадили на эту машину, и ему достаточно было всего лишь на ней удержаться – машина сама выносила его к власти. Сам собой напрашивается вывод, что в партийной карьере Сталина до 1925 года гораздо большую роль сыграли его недостатки, чем достоинства. Ленин ввел его в ЦК в свое большинство, не боясь со стороны малокультурного и политически небольшого Сталина какой-либо конкуренции. Но по этой же причине сделали его генсеком Зиновьев и Каменев: они считали Сталина человеком политически ничтожным, видели в нем удобного помощника, но никак не соперника… Грубость Сталина. Она была скорее натуральной и происходила из его малокультурности. Впрочем, Сталин очень хорошо умел владеть собой и был груб, лишь когда не считал нужным быть вежливым».
Роман: Размещу здесь в качестве анонса.Сегодня в 18:45(мск.) на канале "культура"в цикле передач "Исторические путешествия Ивана Толстого. "Берлинский перекресток",автор будет разоблачать Романа Гуль как агента ОГПУ.Посмотреть можно и на сайте канала онлайн.
Игорь Ластунов: Р. ГУЛЬ. Письмо к И. А. Ильину НАРОДНАЯ ПРАВДА LA VERITE2 DU PEUPLE 253, me Lecourbe, Paris-XV-e Проф. И. А. Ильину. Цюрих-Цолликон. Целикерштрассе, 33 Глубокоуважаемый Иван Александрович! Когда перед моим отъездом из Швейцарии Вы звонили по телефону и просили меня Вам «обязательно позвонить», я этого не сделал не по недостатку времени. Я НЕ ХОТЕЛ Вам звонить, ибо мое посещение Вас оставило у меня крайне неприятный душевный осадок. И вот почему. Вы, напр<имер>, сочли уместным говорить о моем сменовеховстве в тоне не особенно тактичном. Я вам ответил, что своего сменовеховства я из своей жизни не вычеркиваю, его не стесняюсь и уж, конечно, ни перед кем не извиняюсь. Мое сменовеховство было для меня большим внутренним переходом от одной общественной группы (если угодно, «класса») к другой. От Белой армии и всего с ней связанного — к массам трудящихся, к народу, к тем, что зовутся униженными и оскорбленными. В своей антибольшевистской борьбе я остаюсь на этих же позициях. Поэтому мне близки как раз те общественно-политические группы (социалистические и радикальные), кот<орые> у Вас как у идеолога РОВСа и автора «Наших задач» вызывают только раздражение и доктринерскую нетерпимость. Но я считал и считаю духовной ограниченностью невозможность для человека общаться с людьми иных антибольшевистских общественно-политических взглядов. Поэтому я и общался охотно с Вами, приезжая в Швейцарию в 1947—<19>48 гг. Вы меня приглашали, я приезжал. Я Вас ценил и любил как ученого, учась у Вас в Моск<овском> унив<ерсите>те. Я полагал, что при политических расхождениях у нас есть и всегда будет общая тема и общий язык — тема России, судьбы нашего народа. И наконец — просто обычные человеческие отношения. Так все это и было в 1947—<19>48 гг. Но вот я стал выпускать «Нар<одную> прав<ду>» и стал членом ненавистной Вам Лиги, и Вы, пригласив меня, заговорили иначе. Не мне Вас учить. Но зачем же Вы меня тогда приглашали? Для того, чтоб говорить мне, что Вы получили из Аргентины (от Солоневича? 1) предупреждение против редактора «Нар<одной> прав<ды>». Для того, чтоб Ваша супруга меня за чайным столом спрашивала: «А кто у вас в группе советский агент?» Je ne discute pas avec les femmes 2. Но все же, согласитесь, что это не столь уж замечательный вопрос. Но вернемся к вопросу о «смене вех». Только теперь уж не к моей, а к Вашей. В 1914—<19>16 гг. я Вас знавал (как тогда выражались) «передовым», будирующим против существующего строя, радикальным приват-доцентом, другом (политическим) Е. Д. Кусковой 3. В эмиграцию Вы приехали уже совсем иным, «сменившим вехи» (и весьма глубоко!), — «православным националистом». Когда-то в Палате Общин на нападки оппозиции что «он часто меняет политические убеждения», Черчилль 4 отвечал: «Я не так глуп, чтобы прожить всю жизнь с одними убеждениями». Думаю, что Черчилль прав, хотя Мельгунов этого никогда не поймет. Перемены Вашего духовного лица я старался понять. Но вот к власти пришел Гитлер, и Вы стали прогитлеровцем. У меня до сих пор среди вырезок статей имеются Ваши прогитлеровские (из «Возрождения» и др.) статьи, где Вы рекомендуете русским не смотреть на гитлеризм «глазами евреев» 5 и поете сему движению хвалу! признаюсь, ЭТОГО изменения Вашего духовного лица я НИКАК НЕ ПОНИМАЛ И НЕ ПОНИМАЮ. Как Вы могли, русский человек, пойти к Гитлеру? Заметим в скобках, что категорически оказались правы те русские, кот<орые> смотрели на Гитлера «глазами евреев». Но, не понимая В<ашей> былой прогитлеровской позиции, я все же не пытался и не пытаюсь бросать в Вас какими-то подозрениями, а я ведь тоже со стороны многих моих друзей получал предупреждения против редактора «Наших задач». Я приходил к Вам не как к бывшему русскому прогитлеровцу, а как к Ильину. К к<акому->н<ибудь> иному русскому прогитлеровцу я просто бы никогда не вошел в дом. Кстати, когда Вы, говоря о сменовеховцах, упомянули имя ген<ерала> Скоблина, то Вы были не правы. Ген<ерал> Скоблин никогда не был сменовеховцем. Он был ЦЕЛИКОМ ВАШ, рыцарь белой идеи. И не он один — Слащев, Монкевиц, Махров, Говоров, имена их ты, Господи, веси! Вы идеолог РОВСа, а Скоблин был без пяти минут председатель РОВСа и был главным его воротилой. Конечно, среди сменовеховцев, кот<орых> я уважал и уважаю и которые заплатили за свое сменовеховство жизнью, были, вероятно, тоже проходимцы, предатели и подлецы. Но кто и где от этого застрахован? Вот Вы, напр<имер>, сотрудничали в «Возрождении» среди невероятных мерзавцев и агентов большевиков. Вы сотрудничали одновременно с Ник. Рощиным, Львом Любимовым, М. Артемьевым (Бронштедтом), ген. Скоблиным и его другом «Али-Баба». И наконец, в Вашем собственном журнале «Русский колокол» Вы сотрудничали с ген. П. Красновым 6, кот<орый> был просто-напросто изменником своему народу. Я знаю, что с этой оценкой Краснова Вы теперь согласны. Я, конечно, далек от мысли упрекать Вас в том, что Вы пачкались, сотрудничая со всеми этими господами. Но почему же Вы хотите, чтоб я был ответственен за каких-то господ из «Накануне». Но в конце концов вопрос о Вашей и моей смене вех не так уж важен. Гораздо хуже иное. Во время нашего разговора Вы говорили вещи, кот<орые> вызывают во мне непреодолимое духовное отвращение. Так, напр<имер>, Кравченко 7 для Вас оказался «чекист и жид». А когда я Вам сказал, что Кравченко и не чекист, и не еврей, то Вы категорически это «опровергли» тем, что Вы видели его фотографию и для Вас этого вполне достаточно. — «Я не был при зачатии его его матерью и потому для меня фотографии достаточно!», — сказали Вы. Итак, сего числа Кравченко произведен проф. Ильиным в евреи. Это не новость. Вся правая эмиграция заговорила так, когда оказалось, что Кравченко не правый, а левый. Конечно, Ваше утверждение отдает антисемитизмом самого дурного вкуса. И я, простите, теряю разницу между проф. И. А. Ильиным, прогитлеровцем 1933—<19>34 гг., и И. А. Ильиным 1949 г.? Но еще хуже то, что Вы говорили об еп<ископе> Иоанне Шаховском. Сославшись на авторитет какого-то В<ашего> друга, православного иерарха, Вы назвали его «жиденком», потому что у него мать еврейского происхождения. Мне это глубоко отвратительно. Я уверен, что если б этот Ваш иерарх увидел бы даже живого Христа, то не нашел бы для него иного названия. Как Вы не отстраняетесь от Маркова II (а это, кажется, единственный из всей черной сотни от кого Вы хотите отстраняться), но в Вашем «жиденке» звучат те же мотивы. И когда В<аша> супруга при этом начинает развивать «известнейшую теорию» об ответственности евреев за русскую революцию, а Вы сию теорию поддерживаете, то, право же, это и Марков, и Гитлер. Но займемся логикой. Для Вас, как Вы сказали, «раса, кровь, наследственность» незыблемы. И посему еп. Иоанн Шаховской «жиденок». Но ведь по этому самому и Вы, Иван Александрович, окажетесь не очень-то русским! Ваш старый друг, москвич, хорошо знающий всю историю Вашей семьи (и Вас, и Вашего брата) говорил мне, что Ваша матушка была немецкого происхождения. Я это слыхивал еще студентом в Москве. И вот получается, что в идеологе русского национализма и православном философе чисто русской крови не очень уж много? М<ожет> б<ыть>, Ваш подчеркнутый русизм имеет под собой именно эту «ущемленность»? Такой «рефлекс» вполне возможен. Недаром, у нас в России существовали ведь даже «истинно русские немцы». Но закончу. Так как мне после моего последнего посещения Вас было бы неприятно с Вами встречаться, то я хочу считать наше знакомство законченным. Так будет разумнее. Оказалось, что не всегда и не все могут перепрыгнуть через заборы «общественно-политических разногласий». Прошу Вас не отвечать мне на это письмо, тем более что Вы все равно ведь боитесь подписывать Ваши письма, пиша их даже Вашим старым московским друзьям? (Вы боитесь подписывать свои письма и Ваши «Наши задачи», а Кравченко не побоялся поставить на карту свою голову, затеяв открытый процесс против большевиков в Париже! Оцените хоть это! Смелость в борьбе — немалая ценность в наши трусливые дни!) Желаю В<ам> и В<ашей> супруге всего лучшего в В<ашем> бытии. Ваш: Роман Гуль.
Игорь Ластунов: Посмотрел на канале "Культура" передачу Ивана Толстого "Исторические путешествия Ивана Толстого. "Берлинский перекресток". Иван Толстой не предъявил никаких доказательств "работы Гуля на ОГПУ", только свою интуицию и личную неприязнь к Гулю. Честно говоря, книги Гуля у меня тоже всегда взывали двойное чувство. Он осудил в своих книгах "белый террор", высмеял русскую эмиграцию 1920-х гг., "хорошо отзывался" о советских писателях и военноначальниках.
Запорожець-2: Игорь Ластунов пишет: Честно говоря, книги Гуля у меня тоже всегда взывали двойное чувство. Мне его книги вообще не понравились.
mihail: Запорожець-2 пишет Мне его книги вообще не понравились Да, как писатель он не впечатляет, "Ледяной поход" мне показался его невольным оправданием собственного малодушия? Он скорее журналист, публицистика у него любопытная. Мне очень понравилось его "Читая "Август Четрынадцатого " А.И.Солженицина".
Народная гвардия: http://vk.com/search?c%5Badult%5D=1&c%5Bq%5D=роман%20гуль&c%5Bsection%5D=video&c%5Bsort%5D=2&z=video89880_162924446 Интервью Романа Гуля.
Народная гвардия: mihail пишет: "Ледяной поход" мне показался его невольным оправданием собственного малодушия? Либеральные думки случайного военного.
Игорь Ластунов: Черкес-рыцарь на службе России судьба ген. Улагая Егор Брацун Черкес-рыцарь на службе России. Жизнь и судьба генерал-лейтенанта Сергея Георгиевича Улагая. Отредактированный биографический очерк посвящённый памяти Генерала С.Г. Улагая от 25 октября 2013 г. написан: Екатеринодар – Кореновск, Кубань. 18 января – 24 апреля 2012 г. Многие архивные и просто данные найденные мною в ходе над эти очерком бесцеремонно без ссылок взял и на меня, и на те источники которыми я руководствуюсь в апреле 2013 г. «украл» некий «Игорь Сафронов» и растиражировал в сети и в военной периодике» слегка отредактировав… Не хорошо г. Сафронов воровать чужой материал без ссылки на первоисточники. Если считаете что мы у себя в «провинции» не следим за жизнью то ошибаетесь, впрочем, как говаривал наш кубанец, лихой Николай Гаврилович Бабиев «у него душа с говном смешалась»… «Идет эта песня, ногам помогая, Качая штыки, по следам Улагая, То чешской, то польской, то русской речью - За Волгу, за Дон, за Урал, в Семиречье». В.А. Луговской «Песнь о Ветре» 1926 г. ВВЕДЕНИЕ. В наше время, в связи с приближающейся олимпиадой в г. Сочи очень часто поднимается тема так называемого «геноцида черкесов». Существует такое выражение «олимпиада на костях». Некоторые политики, журналисты и даже руководители отдельных государств Кавказа любят обвинять Россию и русский народ в «целенаправленном уничтожении горцев», «колонизаторской политике», в «целенаправленном выселении горцев в Турцию». И в XIX веке, и в наше время, на Кавказе всегда была третейская сила, стремящаяся в своих политических интересах стравливать русских и черкесов. Как показывает нам история, третьи силы и государства не заинтересованы в установлении на Кавказе справедливого порядка вещей, а лишь озабоченны получением сугубо своих политических и экономических капиталов и выгод. История русско-кавказских отношений рисует нам не только картины войны, но и картины совместных торговых отношений, культурное взаимопроникновение, взаимовыручки, а также совместного боевого содружества горцев и русских. Одним из таких примеров традиции служения горцев российской государственности является жизнь и судьба выдающегося российского офицера, генерал-лейтенанта Сергея Георгиевича Улагая. Эта личность пример единения и сближения двух народов, русских и черкесов. Блестящий кавалерийский военноначальник, доблестный участник Русско-японской, Первой мировой и Гражданской войн. Командующий Белыми войсками во время знаменитого Улагаевского десанта на Кубань в августе 1920 г. который преследовал для Русской армии генерал-лейтенанта барона П.Н. Врангеля одну из стратегических целей в борьбе за Юг России и Кубань. Такая яркая и колоритная личность незаслуженно забытая и демонизированная по идеологическим причинам долгие годы, заслуживает большего освещения в исторической науке и кубановедении. Личность С.Г. Улагая получила широкое освещение в исторической литературе и воспоминаниях современников как одного из видных военноначальников Белого движения на Юге России. Его дореволюционная офицерская карьера и последовавшая после Гражданской войны деятельность в эмиграции изучены намного меньше и нередко грешат ошибками в описании личности этого офицера. Его очень часто путают с его однофамильцем Кучуком Касполетовичем Улагаем и нередко приписывают Сергею Георгиевичу деяния, которых он не совершал. История семьи С.Г. Улагая, его самого, открывает перед нами страницы служения черкеской аристократии Российской государственности. Если говорить о степени изученности темы, то нужно, прежде всего, выделить публикации Аслана Владимировича Казакова, в книге-справочнике «Адыги (черкесы) на российской военной службе. Воеводы и офицеры середина XVI – начало XX в.», его же статью «Улагаи на Балканах». Н.Н. Рутыча - «Биографический справочник высших чинов Добровольческой армии и Вооруженных сил Юга России», отдельные публикации В.И. Шкуро и А.Д. Вершигоры. Так же очень много похожих друг на друга справочных интернет биографий доступных в рунете. Они очень часто копируют друг друга и отражают только самые основные вехи жизнь генерала С.Г. Улагая. Нередко они ошибочны и вносят искажённые данные о его жизни. В своём научном очерке я попытался собрать воедино многие рознящие данные. На основе архивных данных Государственного архива Краснодарского края, частично публиковавшихся в эмиграции воспоминаний самого С.Г. Улагая, и многих других материалов, как то воспоминаний очевидцев, краеведческой литературы, опубликованных документов, составить полную картину его жизни. В дальнейшем работа над дополнением и сбором информации об С.Г. Улагае будет продолжена, по мере накопления новых данных очерк будет дополняться. СТАНОВЛЕНИЕ ЛИЧНОСТИ 1875 – 1895 гг. Генерал-лейтенант Сергей Георгиевич Улагай родился 31-го (19-го по старому стилю) октября 1875 г. Есть несколько мнений о месте рождения будущего генерала. Архивариус В.И. Шкуро указывает на станицу Ключевую (ныне город Горячий Ключ), в казаки которой он был зачислен. По версии краеведа А.Д. Вершигоры это могли быть города Чугуев, где в момент рождения проходил службу отец генерала, или город Обоянь, где проживала мать С.Г. Улагая. Оба города находились недалеко от Харькова. Родился будущий генерал в семье черкесского офицера и дворянина из шапсугских узденей Ислам-Гирея Шехимовича Улагая (25.07.1835-22.11.1877 гг.), после крещения в январе 1874 г. принявшего имя Георгия Викторовича. Этот достойный офицер служил в рядах Русской Императорской Армии с 16 лет, когда 1 июля 1851 г. вступил унтер-офицером в резервный Черноморский линейный № 14 батальон. Отличился в битвах Кавказской войны. За свою службу России был награждён множеством российских воинских орденов. В походах и делах против «непокорных горцев» на Кавказе находился в 1851-1853 гг.[1]. Это говорит об его служении России не за страх, а за совесть, ведь нечто не мешало Г.В. Улагаю переметнутся к своим соплеменникам горцам. «За отличную храбрость и мужество, оказанные в деле при поражении сильных скопищ горцев» награжден Знаком отличия Военного ордена Святого Георгия 4-й степени № 45 для мусульман установленным (17.12.1851)[2] в возрасте всего 16 дет. Уже к 1861 г. дослужился до чина штабс-капитана. Погиб в ходе Русско-турецкой войны 1877 – 1878 гг. в Болгарии, под горой Еленой. Похоронен в Болгарии, за освобождение которой отдал свою жизнь, в монастыре Святого Николая, близ г. Тырново. За отличие и мужество, оказанное в делах против турок, произведен в полковники 5 мая 1878 г. посмертно[3]. Были у Г.В. Улагая и братья. Старший брат, Исмаил Шехимович Улагай, который поступив на службу обычным всадником в Анапскую горскую команду в 1842 г. дослужился до офицерских чинов. Другой брат Алибей Улагай. Черкесско-шапсугский дворянский род Улагаев относился к первостепенным дворянам – тлякотлеш. Представители этого рода были вынуждены покинуть родную землю после крестьянских выступлений против знати у шапсугов и Бзиюкской битвы в 1792 г. род обосновался частью у соседних черкесских народов, частью у натухйцев и на правобережье Кубани, в казачьих землях в станице Суворово-Черкесской[4]. Крещение Г.В. Улагай принял перед женитьбой на дочери обрусевшего отставного подполковника барона Ивана фон Аммереха – Ольге Ивановне. (по версии А.Д. Вершигоры фон Алимерт) 25 октября 1874 г. у них родится первый сын Анатолий (Апполинарий), старший брат Сергея Георгиевича, который трагически погиб 13 ноября 1903 г. во время кавалерийских состязаний во 2-м Хопёрском полку Кубанского казачьего войска. Можно с уверенностью предположить, что ранняя гибель отца и взросление под началом матери сыграли видную роль в становлении личности Сергея Георгиевича. По своему вероисповеданию он являлся православным, как записано в послужных списках генерала из Государственного архива Краснодарского края. Имея черкесские корни он верно служил России, что и доказал многочисленными ранениями и многими наградами полученными за подвиги в годы Русско-японской и Первой мировой войн. На его могиле, на кладбище Сент-Женевьев-де-Буа под Парижем начертано: «Ген-лейт. Сергей Улагай 1876 – 1944 Вечная Слава Русскому Воину». Ещё в 1871 г. отец С.Г. Улагая подал рапорт об отмежевании ему 400 десятин земли в Кубанской области. 5 мая 1876 г. высочайшим повелением было объявлено решение Государя: «Господину начальнику Кубанской области. Государь Император, вследствие ходатайства Его Высочества Великого Князя Наместника и согласно положению Кавказского Комитета, в 14 день марта 1876 г. всемилостивейше соизволил на отвод в потомственную собственность трём почётным туземцам Кубанской области участков казенной земли, показанных на прилагаемом при сём плане, а именно Подполковнику Бахты – Гирею Адаге 400 дес. Майору Улагаю 400 дес. и Штаб ротмистру Кази Гирею 200 дес. О таковом Высочайшем повелении, сообщённом Его Высочеству Г. Управляющим делами Кавказского комитета 15 марта за №280 по поручению Государя Великого Князя, имею честь уведомить Ваше Превосходительство, в последствие предоставления Вашего, от 11 ноября 1875 г. за № 2387, покорнейше прося распоряжения Вашего об отводе помянутым лицам пожалованных участков земли и о последующем уведомить Главное Управление»[5]. Было отмежевано 400 десятин в Кубанской области Майкопского уезда на реке Белой, так же должно было быть выдано 200 рублей подъёмных. Однако вступить в полное владение землёй помешала начавшаяся Русско-турецкая война 1877 – 1878 гг. Дело получило продолжение 22 февраля 1879 г. когда в межевую комиссию Кубанской области поступил запрос Ольги Ивановны Улагай из г. Обоянь Курской губернии. Однако найти подробную информацию о том смогла ли Ольга Ивановна Улагай вступить в собственность, пока не удалось. Учитывая степень последующей службу С.Г. Улагая врятле можно заключить, что он был большим землевладельцем. Хотя известно, что одно время семья Улагаев проживала в Кубанской области, вполне возможно, что на том самом участке, который был дан Г.В. Улагаю за его службу. НА СЛУЖБЕ РОССИИ 1895 – 1904 гг. Сергей Георгиевич, как и отец, и старший брат, избрал для себя карьеру военного. В 1895 г. он окончил Михайловский Воронежский кадетский корпус. В 1893 г. по ходатайству матери братья были зачислены в Кубанское казачье войско: «Вследствие просьбы вдовы полковника Ольги Ивановны Улагай и приемного приговора общества станицы Ключевой (ныне гoрoд Горячий Ключ), сыновья означенной просительницы Анатолий 18 лет и Сергей 17 лет воспитывающиеся в Михайловском Воронежском кадетском корпусе, на основании 16 статьи Высочайше утвержденного положения, объявленного при приказе военного ведомства от 3 февраля 1893 г. за № 32, зачисляются в Кубанское войско с водворением в станице Ключевой»[6]. Учитывая сколько ответственности и хлопот выпало на долю Ольги Ивановны Улагай после гибели её мужа на войне, можно заключить что это была женщина с сильным характером которая смогла убедить мужа принять православие, и не смотря ни на что устроить обоих своих сыновей и всячески заботится о них разрешая самые разные вопросы. Воронежский кадетский имени Великого князя Михаила Павловича корпус открылся в 1845 г. В нём обучались такие знаменитые люди как: будущий русский конструктор, организатор производства стрелкового оружия и создатель одноимённой винтовки C.И. Мосин, один из изобретателей лампочки накаливания А. Н. Лодыгин, марксист Г. В. Плеханов, революционер-большевик В. А. Антонов-Овсеенко, прославленный кавалерийский генерал А. М. Каледин[7]. В 1901 г. так же окончил обучение будущий кубанский атаман В.Г. Науменко. Ранее в 1862 г. этот корпус окончил будущий наказной атаман Кубанского казачьего войска М.П. Бабыч. К числу этих известных имён должен быть отнесён и С.Г. Улагай. В декабре 2011 г. на фасаде здания Воронежского Михайловского кадетского корпуса была установлена мемориальная памятная доска генералу-от-кавалерии, атаману Всевеликого войска Донского Алексею Максимовичу Каледину. И очень жаль, что подобная доска не установлена на Кубань в память о выдающемся генерале и казаке, каким был С.Г. Улагай. На службе в Императорской армии с 1-го сентября 1895 г. В 1897 г. окончил – сотню элитного Николаевского кавалерийского училища (ранее Школа гвардейских подпрапорщиков и кавалерийских юнкеров в которой в 1832 — 1834 гг. пребывал и окончил знаменитый поэт и офицер, участник Кавказской войны М.Ю. Лермонтов) по 1-му разряду. По окончании училища поступил на службу в Хопёрский казачий полк Кубанского казачьего войска, был произведён в чин хорунжего приказом от 13 августа 1897 г. 1 июня 1901 г. произведён в чин сотника. Позднее проходил службу в Кубанском казачьем дивизионе в Варшаве. Из этого периода жизни С.Г. Улагая известно, что он в 1903 г. участвовал в скачках на Московском ипподроме вместе с гвардейскими артиллеристами братьями капитанами Гилленшмидтами. Под началом одного из братьев Яковом Фёдоровичем Гилленшмидтом, когда тот будет командовать 4 – м кавалерийским корпусом С.Г. Улагаю придётся служить в годы Первой мировой войны на Юго-западном фронте. Спортивные состязания на лошадях были присущим знаком практически всех кавалерийских офицеров Императорской армии. Тем более что любовь к лошадям и наездничеству была присуща для черкесов, из которых происходил С.Г. Улагай. Так же как уже упоминалось выше в том же 1903 г. во время похожих конных состязаний во 2 – м Хопёрском полку Кубанского казачьего войска трагически погиб старший брат С.Г. Улагая Анатолий Георгиевич Улагай. РУССКО-ЯПОНСКАЯ ВОЙНА 1904-1905 гг. Когда началась Русско-японская война С.Г. Улагай рвался на поля сражений, в ту обстановку в которой жили его отец, родня и предки. Однако Кубанский казачий дивизион находился слишком далеко от театра войны и никак не мог быть отправлен на фронт ещё и потому, что был конвоем командующего Варшавским военным округом. Рассказ о том как С.Г. Улагай попал на фронт чем то напоминает авантюрное приключение. С началом Русско-японской войны в действующую в Манчжурии против неприятеля армию было подано множество заявлений с просьбой о прикомандировке на фронт. В большинстве случаев офицеры получали отказ, так как все полки были полностью укомплектованы офицерами. Военное министерство издало даже специальный циркуляр по этому поводу: «При сём объявляется Циркуляр Главного Штаба от 23 марта с.г. за № 89, некоторые из увольняющихся в отпуск офицеров прибывают, из Европейской России, в полевой штаб Наместника Его Императорского Величества с целью ходатайствовать о допущении их на службу в действующие на Дальнем Востоке войска. Означенные ходатайства не могут быть удовлетворяемы, так как в мобилизованных войсковых частях не имеется свободных вакансий, а между тем ходатайства эти причиняют весьма часто ряд серьёзных затруднений полевому штабу, при чём офицеров нередко приходится отправлять обратно в пределы Европейской России, с выдачею материального воспомоществования, так как они израсходовавшиеся обыкновенно не имеют возможности возвратится в свои части на собственные средства. Военный министр изволил приказать: объявить о сём по военному ведомству, дабы г.г. офицеры не вовлекались в бесплодные расходы, а ходатайствовали о переводах в законе порядком. О чём объявляю для сведения»[8]. Однако этот циркуля не остановил сотника С.Г. Улагая в его стремлении попасть на фронт. Он не мог спокойно сидеть в тылу, нести наряды дежурного по дивизиону и следить за нарядами в окружном штабе, когда шла война против неприятеля, посягнувшего на Россию. Так, он берёт 31 марта 1904 г. двухмесячный отпуск «во все города Российской Империи по домашним обстоятельствам»[9]. Добиться разрешения о переводе или командировке его на фронт для С.Г. Улагая было тяжело еще и тем, что он был офицером войска, которое находилось от театра военных действий сравнительно далеко. Не понятно как, но С.Г. Улагай уже 19 апреля, добравшись из Варшавы до Манчжурии меньше чем за три недели, получает разрешение на прикомандировку его к одному из действующих отрядов. В полковых приказах Кубанского казачьего дивизиона есть такой приказ командира дивизиона: «Согласно телеграммы дежурного Генерала действующей армии Генерал-Майора Благовещенского за №1128, сотник вверенного мне дивизиона Улагай находившийся в отпуску, по приказанию Командующего Манджурской армией Генерала Куропаткина, временно назначен в распоряжение Начальника одного из отрядов действующей армии. Объявляя об этом по дивизиону, предписываю названного офицера показывать по отчётности в прикомандировании по действующей армии с 1 – го сего мая»[10]. В других архивных источниках датой начала участия в компании против японцев считается 19 апреля. Архивариус В.И. Шкуро на научно практической конференции «Дворяне Северного Кавказа в историко-культурном и экономическом развитии региона» прошедшей в Краснодаре в 2002 г. в своей статье «Георгиевские кавалеры-кавказцы на службе в кубанских казачьих частях» приводит данные, что С.Г. Улагай был прикомандирован на время войны к 1 – му Аргунскому полку Забайкальского казачьего войска. В другой своей статье «Кавказцы на службе в кубанских казачьих частях» в литературно-историческом журнале «Родная Кубань» №1(49) 2010 г. он приводит данные, что в годы Русско-японской войны С.Г. Улагай был прикомандирован и служил в 1 - м Нерчинском конном полку Забайкальского казачьего войска. Однако в историческом очерке, составленном офицером полка А.Е. Маковкиным (участником Русско-японской войны в составе полка) и посвящённому истории 1 – го Нерчинского полка в 1898-1906 гг. имя С.Г. Улагая ни разу не упомянуто, ни в ходе боевых действий, ни в списке офицеров полка участвовавших в войне. К тому же в мае 1904 г. когда был ранен С.Г. Улагай, - а факт его ранения в мае подтвержден как его послужными списками, так и официальной сводкой с фронта: «12 мая 1904 г. В стычке у деревни Дапу ранен: сотник Кубанского казачьего дивизиона Улагай» (Летопись войны с Японией. 1904 г., № 11, стр. 208). 1 – й Нерчинский полк находился частично в русском Приморье, частично в Северной Корее, где и воевал против неприятеля всю войну. Первой боевое крещение за войну полк получил 26-го и 27-го июля 1904 г. в бою под городом и портом Гензаном. Между тем, деревня Дапу находится в районе Ляояна, а это уже Манчжурия, там воевать 1 – й Нерчинский полк никак не мог. Другой вариант службы С.Г. Улагая на Дальнем Востоке приводится в статье А.А. Клюшкина «Действия Терско-кубанского полка в русско-японской войне 1904–1905 гг.». Автор со ссылкой на Военный сборник. – 1904. № 6. С. 267 приводит следующие данные: «Первое серьезное боевое столкновение произошло 12 мая 1904 г. Наступавший в долине р. Ай-хэ японский отряд был встречен казаками Кубанского казачьего дивизиона. Завязался ожесточенный бой, длившийся с 10 утра до 4 часов дня. Попытка противника охватить правый фланг дивизиона и отрезать ему пути к отступлению не удалась. Первый серьезный бой и первые потери: ранены сотник Улагай и восемь казаков, двое из них контужены»[11]. Эта точка зрения тоже является не совсем правильной, так как Терско-Кубанский полк появился в Манчжурии только 23 июня 1904 г. когда С.Г. Улагай был уже ранен. Точно установлено что на первоначальном этапе войны С.Г. Улагай служил в 1 – м Аргунском полку Забайкальского казачьего войска, куда прибыл 10 мая 1904 г. и уже был ранен 12 мая этого же года. Вопрос службы С.Г. Улагая в последующий период войны с Японией в том или ином полку крайне запутан, противоречив и требует дополнительного изучения и рассмотрения на основе данных РГВИА. Едва прибыв на фронт С.Г. Улагай уже в сражении 12 мая 1904 г. под деревней Дапу был тяжело ранен в грудь на вылет пулею.[12] Пуля пробила навылет ему грудь в одном сантиметре от сердца. Об этом бое Русско-японской войны официальные сводки сообщают так: «14-го мая 1904 года. Утром 12 мая японский отряд силою до батальона пехоты с эскадроном предпринял наступление по главной Ляоянской дороге, но принужден был скоро отойти обратно к Тхуменза. В долине реки Айхе японский отряд силою до батальона пехоты занимает позицию на высотах у селения Дапу. Наши казаки были встречены сильным огнем. Перестрелка продолжалась с 10-ти часов до 4-х часов дня, причем японская пехота пыталась охватить правый фланг казаков и отрезать путь отступления, но это не удалось»[13]. Летопись войны с Японией. 1904 г., № 10, стр. 192 За этот бой С.Г. Улагай был награждён орденом Святой Анны 4-й степени с надписью «за храбрость». Несмотря на тяжелое ранение, Сергей Георгиевич остался на фронте до конца войны. За полученное ранение Александровским комитетом он был причислен к третьему классу раненых[14]. В начальный период войны как уже было сказнно выше, С.Г. Улагай служил в 1 – м Аргунском полку, который входил в состав Урало-Забайкальской казачьей дивизии. Полк этот в мае 1904 г. действовал в районе Ляояна в составе отряда генерала Павла Карловича Ренненкампфа. За Русско-японскую войну С.Г. Улагай так же награждён следующими орденам: 24 мая 1904 г. Святой Анны 4-й степени с надписью «за храбрость», 16 апреля 1905 г. Святой Анны 3-й степени и Святого Станислава 3-й степени с мечами, 25 ноября 1905 г. Святого Станислава 2-й степени с мечами и бантом, 27 мая 1907 г. Святого Владимира 4-й степени с мечами и бантом[15]. Все ордена с «мечами», следовательно, за боевые отличия. Имя его как боевого офицера и героя войны было широко известно в России. На основе большого количества полученных наград можно сделать вывод, что С.Г. Улагай в годы Русско-японской войны принимал активное участие во всех «кавалерийских» делах русской армии. Он мог служить в отрядах генералов П.И. Мищенко, П.К. Ренненкампфа, А.В. Самсонова или полковника Я.Ф. фон Гилленшмидта. Так же во время войны с Японией 4 апреля 1905 г. С.Г. Улагай был произведён в чин подъесаула. Вопрос участия С.Г. Улагая в Русско-японской войне ещё будет изучаться и дополнятся. Вопрос этот сложен ещё и тем, что все кто лично знал С.Г. Улагая отмечали его личную скромность и бескорыстность, потому трудно прослеживать его боевой путь когда его имя упоминается не так уж и часто.
Игорь Ластунов: СЛУЖБА В РУССКОЙ ИМПЕРАТОРСКОЙ АРМИИ В 1905 – 1914 гг. После Русско-японской войны Сергей Георгиевич приходил службу в Кубанском казачьем дивизионе уже в чине подъесаула, в который был произведён приказом от 4 апреля 1905 г. Нужно отметить, что отдельный Кубанский казачий дивизион трёхсотенного состава, был сформирован из кубанских казаков, и являлся отдельным подразделением Русской Императорской Армии, расквартированным в Польше, в г. Варшаве. В то время он составлял конвой командующего войсками Варшавского военного округа. Служба С.Г. Улагая протекала в 1 – й сотне дивизиона. Из его послужных списков видно, что в дивизионе Сергей Георгиевич с 27 мая 1907 г. занимал должность и.д. заведующего хозяйством и с 29 августа 1907 г. члена дивизионного суда. С 19 января 1909 г. Сергей Георгиевич находился два месяца в отпуске за границей, с сохранением содержания. Можно предположить, что столь длительный отпуск объяснялся его лечением после тяжёлого ранения полученного на полях Манчжурии в 1904 г. Из полковых аттестаций мы можем увидеть, что Сергей Георгиевич был порядочным и способным офицером. Так в аттестации за 1909 г. Сергею Георгиевичу дана следующая характеристика: «Вполне подготовлен к командованию сотней, и пригоден к занимаемой должности. Адъютант дивизиона подъесаул Сергей Петрович Барышь-Тыщенко»[16]. А в общей аттестации офицеров дивизиона, дивизионным адъютантом подъесаулом Сергеем Петровичем Барышь-Тыщенко и командиром дивизиона войсковым старшиной Александром Васильевичем Перепеловским приведены такие данные: «Доношу, что г.г. офицеры командуемого мною дивизиона в окончательном заключении по аттестации за 1908 г. аттестованы так: Есаул Косинов - выдающийся, подъесаулы: Белый - хороший, Улагай – хороший, Барышь-Тыщенко - хороший, Логинов – хороший, сотник Иноземцев – хороший»[17]. В аттестации С.Г. Улагая за 1910 г. адъютантом дивизиона подъесаулом Фёдором Васильевичем Иноземцевым указано: «Хороший. Подготовлен к командованию сотней»[18]. В статье «Улагаи на Балканах» историк Аслан Владимирович Казаков приводит такие полковые аттестации С.Г. Улагая из Российского государственного военно-исторического архива, вот в частности что он пишет: «Из аттестации, данной командиром дивизиона полковником Перепеловским, следу¬ет, что «подъесаул Улагай ... к своим обязанностям относится честно и добросовестно, но влечения к хозяйственным должностям в части не имеет, службе предан, требователен и настойчив; отлично знает и любит строевое дело, как строевой офицер отличный, к ко¬мандованию сотней вполне подготовлен; физически здоров, но нервный, воспитанный, развитой и с хорошими способностями офицер; в нравственном отношении безупречен, трезвый, обладает твердым, энергичным и немного вспыльчивым характером, к казакам строг и справедлив, с товарищами живет в большом согласии. В общем - хороший, ... достоин выдвижения на должности командира сотни». Из аналогичной аттестации, данной в 1909 г., следует, что «подъесаул Улагай отлич¬но знает и любит строевое дело, лихой наездник, всему может научить нижних чинов не только рассказом, но и личным примером, любит лошадей и увлекается скаковым спор¬том»[19]. Бытописатель Русской армии того времени П.Н. Краснов писал о русском офицерском корпусе, в число которого входил и С.Г. Улагай: «Оплотом армии был Её офицерский состав, воспитанный в кадетских корпусах и обучаемый в военных училищах, школах и академиях. Теперь, когда нам пришлось близко столкнутся с офицерами всех стран, мы с гордостью можем сказать, что со старым офицером Русской армии могли соперничать только германские, и французские офицеры, - все остальные, по воспитанию, выучке, тренировки и храбрости, оказались далеко ниже»[20]. С 24 октября 1913 г. С.Г. Улагай стал командовать 2 – й сотней дивизиона. Жизнь и энергию свою Сергей Георгиевич всецело отдал Русской Императорской Армии, и традициям служения, за годы службы он так и не обзавёлся семьёй. Генерал Пётр Николаевич Краснов писал об этом аспекте службы русского офицера: «Строевые учения, заботы о довольствии и снаряжении, тактические занятия, смотры, боевые стрельбы, учебные сборы и манёвры отнимали у офицеров всё время. Личной жизни не было – была одна полковая семья, жившая одними, общими для полка, интересами»[21]. ПЕРВАЯ МИРОВАЯ ВОЙНА 1914 – 1917 гг. В 1914 г. началась Первая мировая война прозванная в русском народе Великой и Второй Отечественной. Об отдельных аспектах участиях С.Г. Улагая в Первой мировой войне писали в различных статьях такие историки и краеведы как А.В. Казаков, В.И. Шкуро, А.Д. Вершигора, П.Н. Стрелянов (Кулабухов), Ю.Г. Бузун, О.В. Матвеев и Б.Е. Фролов. Нам хотелось бы коснуться этого вопроса при более детальном изучении архивных данных Государственного архива Краснодарского края, а так же касаясь частично публиковавшихся в эмиграции воспоминаний самого С.Г. Улагая. С началом Первой мировой войны Сергей Георгиевич находился в действующей армии с 22 июля с 1914 г. в войну он ступил служа всё в том же Кубанском казачьем дивизионе. С начала войны, дивизион нёс главным образом ординарческую и конвойную службу при штабе армии и штабах корпусов сотни часто перебрасывались из штаба в штаб. Однако участвовал дивизион и в боях. Главным образом в Восточной Пруссии, в районе рек Висла и Неман. 11 ноября 1914 г. дивизион отличился в бою у деревни Радогощ. За эти бои С.Г. Улагай был награждён 21 июня 1915 г. орденом Святой Анны 2-й степени с мечами. Такая служба не удовлетворяла подъесаула С.Г. Улагая, героя Русско-японской войны и заработавшего как уже упоминалось выше много боевых наград. Он рвался в более опасную боевую обстановку. После долгих хлопот, ему удалось перевестись в Кавказскую туземную дивизию, где он прослужил около двух месяцев, а оттуда в 1 – Линейный генерала Вельяминова полк Кубанского казачьего войска. Полк входил в состав 2 – й Сводно-казачьей дивизии. Ей в том время командовал выдающийся и храбрый генерал-майор Пётр Николаевич Краснов (знаменитый в будущем командир 3-го конного корпуса, который, в октябре 1917 г. едва не захватил революционный Петроград, где разворачивались знаменитые революционные события, и атаман Всевеликого войска Донского в 1918 – 1919 гг.). С.Г. Улагай влился в ряды 1 – го Линейного полка 20 июля 1915 г. Во время своих служебных «мытарств» и переводов ему был присвоен чин есаула. Службу в 1-м Линейном полку, Сергей Георгиевич проходил под командованием сначала полковника Константина Константиновича Черного, а после 1 – го июня 1916 г. полковника Гавриила Гурьевича Евсеева. Это был храбрый и талантливый офицер, награждённый за Первую мировую войну Золотым Георгиевским оружием. К 1915 г. полк уже снискал себе большую славу. Казаки-линейцы проявили себя на Юго-Западном фронте. Явившись в полк офицером «сверх комплекта» С.Г. Улагай, будучи в чине сначала есаула, а затем войскового старшины не имел постоянной должности, но во всех делах полка проявил себя как талантливый дивизионер. Командуя двумя – тремя сотнями полка. Не имея постоянной должности, и стремясь быть в по-настоящему боевом полку С.Г. Улагай не обращал внимания на такие мелочи как отсутствие постоянной должности и сравнительно небольшой оклад прикомандированного. Казачья кавалерия тогда играла важную роль, прикрывая отступающие войска, являясь своего рода «кавалерийской завесой». В состав 2- й Сводно-казачьей дивизии наряду с 1-м Линейным полком так же входили: 1-й Волгский терский полк, 16-й Донской и 17-й Донской казачьи полки, 1 – й Оренбургский казачий артиллерийский дивизион (1-я и 3 – я батареи). В июле 1915 г. С.Г. Улагай командовал дивизионом Линейцев в составе 1 – й и 6 – й сотен полка и действовал в районе посада Савин и села Чукчицы, чтобы задержать продвижение немецких войск на фронте. В селе Чукчицы дивизион С.Г. Улагая устроил немецким уланам, которые стремились занять деревню и выйти в тыл казачьей коннице засаду. Наступление немецкой конницы и пехоты было остановлено, были взяты трофеи и нанесён не малый урон немецким частям. Природная скромность С.Г. Улагая не позволяла ему приукрашать свои боевые дела. Он вспоминал: «-Есаул Улагай, говорил мне немного спустя, когда я сделал ему доклад о происшедшем дне, временно командующий полком войсковой старшина Образ – Начальник дивизии очень доволен действиями нашего дивизиона у дер.Чукчины, особенно, устроенной в ней засадою, но, извините меня, пожалуйста, в жизни нашей, на службе и, особенно на войне, излишняя скромность и сдержанность в донесениях – по начальству о действиях подчиненных войск, поверьте мне – мало приносят пользы этим частям. Сегодняшняя энергичная и успешная деятельность полка, взятие трофей – стала известна Начальнику дивизии совершенно случайно. В своих донесениях вы почти ничего об этом не сообщали…»[22]. Говоря о личной скромности С.Г. Улагая, нужно упомянуть и тот факт, что для истории сохранился всего один его фотоснимок, датируемый началом 20 – х годов XX века. Где он скромно изображён всего с одной наградой, но какой, с Георгиевским крестом 4 – й степени о награждении которым будет сказано ниже. В дальнейшем дивизиону С.Г. Улагая приходилось не раз прикрывать отступление русской пехоты, сдерживая превосходящие силы немцев. Бои проходили в лесах и болотах, в сильно менявшейся каждый день обстановке. Часто казакам Линейцам приходилось спешиваться, сдерживая неприятельское наступление. Бои проходили по воспоминанию С.Г. Улагая каждый примерно по такому сценарию: «Как всегда, около 8-ми часов утра, со стороны противника, по полевым дорогам к нашему лесу, показались, сперва небольшие разъезды, а затем, из-за далекого марева над полями, показалась гус¬тые цепи пехоты. Обстрелянные нашим огнем, немецкие разъезды быстро отошли назад и сейчас же, почти перед нашими нескоро вырытыми по песчаным буграм, стрелковым окопчикам, начали взрываться высокими песчаными фонтанами, неприятельские гранаты. Подойдя на расстояние хорошего ружейного выстрела, передовые цепи немцев остановились и залегли»[23]. Со своим дивизионом С.Г. Улагай участвовал и в прикрытии крепости Брест-Литовск, до подхода основных пехотных частей армии. Отступая 1 – Линейный полк проходил через районы где через год пройдёт знаменитое Луцкое (Брусиловское) наступление императорской армии, реки Стоход, Стырь, деревня Рудка - Червище, здесь 1- й Линейный полк завоюет себе большую славу. Наконец полки 2 – й Сводно-казачьей дивизии начали действовать в районе Полесья. 2 – я дивизия вместе с 3 – й Кавалерийской дивизией вошли в IV – кавалерийский корпус генерал-лейтенанта. Я.Ф. Гилленшмидта. С.Г. Улагай так вспоминал об этом периоде службе: «В этот период, полки дивизии, разбросанные обыкновенно по назначенной ей линии, вели совершенно кочевой образ жизни. Помнится, редко полк оставался на одном месте и в сборе. Не было кажется ни одного селения, хутора, усадьбы, или даже загонов для скота на всем протяжении от Пинска до железной дороги, где бы в разное время не побывали наши полки и батареи»[24]. В «Полесский» период службы С.Г. Улагая дивизиону под его руководством в одной из деревень пришлось выдержать «неожиданный бой» когда на бивак казаков вышли германские пехотные части. В другой раз когда полк действовал уже против австрийцев и венгров 1-й сотне сотника А. Мурзаева удалось захватить взвод венгерских гусар. С.Г. Улагай вспоминал об этом храбром офицере Линейного полка: «Как я уже говорил раньше, в Линейном полку, вообще во всех сотнях любили и умели повеселиться и погулять на досуге, но до такого размаха, как это часто случалось в сотне Мурзаева, там почти никогда не доходило. Весь напряженный, с безумно горящими глазами, с взлохмаченной головой и расстегнутым воротником бешмета или рубахи на могучей груди, он действительно казался тогда каким-то Стенькой Разиным, пирующим среди своей лихой вольницы. Да и песня его любимая, как бы традиционная 1-й сотни – была – «Из-за острова, на стрежень»… Казаки его любили, а прекрасный вахмистр держал сотню всегда в примерном порядке»[25]. Командуя своим дивизионом в районе Пинских болот, С.Г. Улагай устроил австро-германцам лихую засаду. Был уничтожен эскадрон вражеской конницы, взято около 40 лошадей в качестве трофеев, а так же другое ценное имущество. Сергей Георгиевич вспоминал: «Вот как, приблизительно, я доносил в этот день в штаб корпуса: - Первоначальные сведения о сосредоточении в селении Х. неприятельского отряда из трех родов оружия, по показаниям местных жителей, подтвержденных беженцами-крестьянами из названного селения, безусловно подтвердились. Несколько дней тому назад сильный отряд противника заходил в занимаемое нами селение и оставался в нем до полудня. Высланный мною вчера офицерский разъезд в южном направлении, выяснил, что пролегающая через лес дорога, в одном месте проходит по топкому, почти непроходимому болоту, что двигающаяся здесь воинская часть могла подвергнуться внезапному нападению и уничтожению. Вчера ночью, от вверенного мне дивизиона I-го Линейного каз. полка, от 6-ой сотни, сотника Лесевицкого, была выслана к вышеуказанному месту полусотня под командою сотника Посевина и хорунжего Малыхина, для устройства засады. Около 8 час. утра, со стороны, занятого противником селения, по лесной дороге, в нашем направлении, показался неприятельский эскадрон. В момент когда колонна противника поравнялась с нашею засадою, эта, последняя, открыла огонь залпами. При первом же залпе, в колонне противника началась паника. Лошади и люди, давя друг друга, падали пораженными, или бросившись в сторону, тонули в невылазном болоте. К сожалению, страшная топь помешала и нам вывести больше лошадей и подать помощь раненым. Положение нашей полусотни еще больше осложнилось, когда, на выстрелы, к болоту поспешно выдвинулась, следовавшая, как оказалось, на большом расстоянии от эскадрона, пехота. Рассыпавшаяся по лесу цепь противника, бегом, почти выходила в тыл, к нашим коноводам. При таком положении, увезти все захваченные трофеи, было невозможно. Однако, более 40-ка лошадей в полном снаряжении, карабины, части телефонного имущества, карты, записные книжки нижних чинов, письма и пр. попали в наши руки»[26]. Не справедливо называть 1915 г. годом отступления императорской армии. Армия тогда не только отступала, но и контратаковала, переходя в наступление. В одном из таких наступлений 8 – й русской армии генерала А.А. Брусилова, между частями автро-германских войск и 4 –м русским конным корпусом завязалось упорное сражение. Не имея в той спешенной атаке штыков, казаки-линейцы, под началом С.Г. Улагая, атаковали противника шашками, обратили его в бегство, и способствовали восстановлению положения 8 – й армии. Недаром о боевых возможностях казаков полка генерал В.М. Драгомиров, начальник штаба Киевского военного округа, где дислоцировался перед войной полк, говорил: «Линейцы способны не только рубить, но и изрубить»[27]. За эту атаку С.Г. Улагай был награждён золотым Георгиевским оружием «За храбрость», в высочайшем приказе от 3 января 1917 г. говорилось: «Награжден Георгиевским оружием есаул Улагай, 17 сентября 1915 года у сел. Кухоцка – Воля, командуя 4-мя сотнями спешенных казаков, под сильным действительным огнем бросился во главе сотен на окопы противника, чем способствовал восстановлению всего нашего расположения перед тем поколебленного»[28]. Трудный 1915 г. походил к концу, фронт постепенно стабилизовался, неудачи преодолены, Русская Императорская Армия готовилась к наступательной компании 1916 г. Наступательные действия 1 – го Линейного полка в компанию 1916 г. начались 26 мая 1916 г. Во время знаменитого Луцкого (Брусиловского) прорыва Императорской армии, 2 – я Сводно-казачья дивизия одной из первых начала успешное наступление и прорыв австро-германского фронта и весьма при этом отличилась. В приказе по 4-му кавалерийскому корпусу отмечалось: «Славные Донцы, Волгцы и Линейцы, ваш кровавый бой 26-го мая у Вульки-Галузинской – новый ореол Славы в Истории ваших полков. Вы увлекли за собой пехоту, показав чудеса порыва. Бой 26-го мая воочию показал, что может дать орлиная дивизия под командованием железной воли генерала Петра Краснова»[29]. Сам генерал-майор П.Н. Краснов в этом бою был тяжело ранен в ногу. После длительной артиллерийской подготовки две сотни казаков-линейцев вместе с пулемётной командой под руководством уже произведённого к этому времени в войсковые старшины С.Г. Улагая бросились в реку Стоход. В конном строю, в воде по брюхо лошадей они увлекли за собой залёгшую пехоту. Командир дивизии П.Н. Краснов впоследствии писал: «В сражении на реке Стоходе, весною 1916 года, 1-му Линейному казачьему генерала Вельяминова полку было приказано увлечь замявшуюся пехоту и заставить ее переправиться через реку Стоход. Линейцы, 2 сотни, под командою Войскового Старшины Улагая, с пулеметной командой есаула Тутова, в черных шапках, с алыми тумаками, в алых развевающихся за спиною башлыках, с командиром сотни, есаулом Лесевицким, на белом коне во главе бросились в конном строю лавами в реку. Германцы ошалели от этого зрелища; наша пехота, прочно залегшая, встала и пошла за казаками. Казаки под обрывом спешились, все такою же яркою, пестрою цепью пешком подошли на триста шагов к германским окопам и пулеметным и ружейным огнем очистили дорогу кинувшейся в штыки зачарованной их алыми башлыками пехоте»[30]. Это не смотря на то что коннице приходилось действовать в условиях заболоченной местности. Заняв три ряда неприятельских окопов, казаки и пехотинцы были выбиты из окопов во второй половине дня. В этом бою 2 – Сводно – казачья дивизия потеряла 40 офицеров и 500 казаков[31]. В своей замечательной статье «Кубанские офицеры в Луцком прорыве и летнем наступлении Юго-западного фронта 1916 г.» П.Н. Стрелянов (Кулабухов) пишет о том что С.Г. Улагай был награжден Георгиевским крестом IV – й степени за эту атаку. Однако в приказе о награждении говорится: «В дополнение параграфа 2 приказа по полку от 9 – го февраля с.г. за №50, что ВЫСОЧАЙШИМ приказом от 17 – го января с.г. вверенного мне полка Войсковой Старшина Улагай награждён орденом Св. Великомученика и Победоносца Георгия 4 – й степени за то что в бою 26 июня 1916 года, командуя тремя сотнями и пулеметным взводом полка, под сильным артиллерийским, ружейным и пулеметным огнем, переправился с сотнями и пулеметным взводом вплавь через три рукава р. Стохода у д. Рудка-Червище и быстро окопался на неприятельском берегу, перед проволочными заграждениями врага, немедленно открыв по нему самый напряженный огонь; эта лихая переправа сотен, руководимых доблестным их начальником, много способствовала переправе нашей пехоты, сравнительно с малыми потерями и дала возможность ей закрепиться на неприятельском берегу»[32]. Этот подвиг был совершен во время последующего июньского развития успехов Юго-Западного фронта, когда пехотные части не смогли закрепится на противоположном берегу реки Стоход и в бой были брошены казаки-линейцы под началом С.Г. Улагая. «Линейцы, ваша переправа – писал в новогоднем поздравлении полкам дивизии в конце 1916 г. командир 2 – й Сводно-казачьей дивизии П.Н. Краснов - вплавь с пулемётами через реку Стоход послужила толчком к занятию Российской победоносной пехотой левого берега реки»[33]. Тогда, 24 июня 1916 г. части 2 – й Сводно-казачьей дивизии захватили склады на железной дороге у м. Городок. После этого прорыва 4 – го кавалерийского корпуса очевидцы утверждают, что австрийцев охватила паника, и они в растерянности и с ужасом повторяли только одно слово: «Казаки!» За два дня прорыва частями 4 – го кавалерийского корпуса было захвачено 1600 пленных, 15 орудий, 8 пулемётов, 39 зарядных ящиков[34]. Здесь то и отличились казаки-линейцы, когда пехотная бригада не смогла переправиться через реку Стоход. Переправившись под яростным артиллерийским и пулемётным огнём казаки под началом С.Г. Улагая захватили важный плацдарм. О чём и говорилось выше в приказе о награждении. Командир 2-й Сводно-казачьей дивизии П.Н. Краснов вспоминал: «Лето 1916 года. Бои на Стоходе. Его берег, крутой и высокий, стеной спадает к воде. Стоход течет в несколько рукавов среди зеленых болотистых лугов, между перелесков и островов кустарника. Пехотная бригада подошла вплотную к лугам, и нет силы поднять дальше цепи. Страшит болото; где нельзя окопаться, страшат водные пространства рукавов Стохода. От командира пехотной бригады телефон к начальнику Казачьей дивизии: - Не поможете ли своими казаками поднять наши цепи? Наша атака захлестнулась. Кубанцы - две сотни и с ними пулеметы на вьюках. Серые черкески, за спинами алые башлыки, черные бараньи шапки с красными тумаками, алые бешметы и погоны - ничего "защитного". Развернулись широкою лавою, целый полк прикрыли. Впереди на нарядном сером коне командир сотни, еще дальше впереди на гнедом коне командир дивизиона. Как на смотру - чисто равнение. Легко по луговой мокрой траве спорою рысью идут горские копи, не колышутся в седлах казаки. Прошумели по кустам и перелескам, прошли сквозь пехотные цепи. Им навстречу немецкие батареи открыли ураганный огонь, застрочили кровавую строчку пулеметы, котлом кипит огонь винтовок - чистый ад с Любашевского берега... Казаки перешли в намет, скачут через протоки Стохода, алмазными брызгами сверкает вода из-под конских копыт. Все скорее и скорее мчится казачья лава - двести человек на тысячи немцев. Реют алые башлыки... По брюхо в воде бредут кони через главное русло. Стих огонь немцев, в их рядах замешательство, слишком непонятно-дерзновенна казачья атака. Наша пехота встала и с громовым "ура" бросилась за казаками в воду. Стоходенский плацдарм был занят... Казаки проложили дорогу пехоте». Архивариус В.И. Шкуро отмечает по этому поводу следующее: «В соответствии со статусом ордена он получил внеочередной чин полковника. Вообще же получить две "статутные" награды, которые назывались наградами храбрых, могли немногие: вопрос о награждении решали не начальники и даже не Император Российский, а Георгиевские кавалерские думы, состоящие только на лиц, награжденных, соответственно, орденами Святого Георгия или Георгиевским (золотым) оружием»[35]. На тот момент С.Г. Улагаю было 42 года… С.Г. Улагай участвовал и в июльско-августовских боях полка, в районе села Тоболы бои шли за тот самый плацдарм, что был захвачен Линейцами в июне. С наступлением осени фронт стабилизировался. 1 – й Линейный полк был отведён на зимние квартиры в район села Лешнёвские заходы. О беспримерной и героической службе полка, в котором в 1915 – 1917 гг. воевал С.Г. Улагай, свидетельствует письмо командира дивизии П.Н. Краснова от 5 – го октября 1916 г. в день войскового и полкового праздников, командиру полка Г.Г. Евсееву: «Глубокоуважаемый Гавриил Гурьевич! Примите от меня и передайте доблестному 1 – му ЛИНЕЙНОМУ Казачьему генерала Вельяминова полку мой сердечный привет и поздравление с днём Вашего войскового и полкового праздников. Лишь большое расстояние, разделяющее нас и обязанность присутствовать на позиции, где празднуют свои полковые праздники два Донских полка, лишает меня высокого удовольствия любоваться прекрасным полком, его лихими казаками и доблестными его офицерами. Мысленно в этот день переживу все славные дела полка – у Яблони, под Черном на Стоходе, у Кухоцкой Воли, под Серховом, подвиг Непокупного и его партизан у Подчеревич, доблестную работу полка у Вольки-Галузийской и его смелую переправу у Нового-Червище. В этот день праздника да поют Кавказские бояны вековечную славу героям казакам, славою покрывшим берега тихой Кубани. От меня же примите низкий поклон, привет и поздравление командиру, его господам офицерам, вахмистрам, урядникам, трубачам и всем молодцам Линейным казакам. УРА. Уважающий Вас П.Н. Краснов»[36]. К декабрю 1916 г. шесть офицеров 1 – го Линейного полка являлись кавалерами Золотого Георгиевского оружия «За храбрость», среди них и командир полка Г.Г. Евсеев, а в январе 1917 г. С.Г. Улагай стал седьмым награжденным в полку. Бросается глаза тот факт, что С.Г. Улагай за свои подвиги был награждён и Георгиевским оружием и Георгиевским крестом что называется «позже других». Золотым Георгиевским оружием спустя полтора года после совершения подвига, а Георгиевским крестом 4 – й степени спустя пол года. Это свидетельство бескорыстного служения не за награды, а за долг и честь, многие люди знавшие Сергея Георгиевича отмечали его большую личную скромность и личное бескорыстие. Удивительно и то что после тяжелейшего ранения полученного в Русско-японскую войну, в Первую мировую С.Г. Улагай не получил ни одного ранения или контузии. В полковых приказах 1 – го Линейного полка за 29 января 1917 г. на запрос о ранениях офицеров и нижних чинов в связи с учреждаемыми особыми знаками отличия для раненых согласно приказу Верховного Главнокомандующего от 5/9 декабря 1916 г. за №1700 упомянуто только одно ранение С.Г. Улагая полученное в ходе компании 1904 – 1905 гг.[37]. Кроме дивизионера полка С.Г. Улагай занимал должность председателя полкового суда, что говорит от таких чертах его характера как справедливость и правдивость, должность помощника полкового коменданта с 17 июля 1916 г. Конечно, не всё в полку порой шло так уж хорошо, большая война по-разному влияла на казаков, в некоторых просыпалось и корыстие. Так например известно дело казака 1-й сотни Ивана Алексеевича Курбатова. 29 сентября 1916 г. за кражу у рядового инженерной рабочей дружины Телегина 49 рублей, на станции Сарны. Полковой суд 9 января 1917 г. под председательством С.Г. Улагая признал казака Курбатова виновным и приговорил к одиночному заключению в военной тюрьме сроком на 3 месяца и переводом в разряд оштрафованных, приговор был отложен до окончания войны[38]. Но в целом подобные единичные случаи никак не бросали тень ни на Русскую Императорскую Армию ни на 1 – й Линейный полк который как уже упоминался выше являлся одним из элитных, и имел хороший штат талантливых офицеров и казаков, и геройски проявил себя в боях Великой войны 1914 – 1918 гг. И только начавшаяся Февральская смута и предательство 1917 г. не дали этому доблестному полку наряду со многими другими полками Русской Императорской Армии пройтись победными маршами в 1918 г. после разгрома Германии.
Игорь Ластунов: 25 марта ввиду отпуска полковника Г.Г. Евсеева (а фактически его отстранение ввиду верноподданнической позиции по отношению к Государю в связи с Февральским предательством и революцией) войсковой старшина С.Г. Улагай вступил во временное командование 1 – м Линейным полком до 8 апреля. После чего вернулся к своим прямым обязанностям ввиду прибытия в полк нового командира Полковника Шимкевича. 31 марта С.Г. Улагай приказом от 4 марта 1917 г. был произведён в полковники. В начале мая 1917 г. приказом командующего Особой армией С.Г. Улагай назначен временным командиром 2-го Запорожского полка Кубанского казачьего войска приняв его от полковника Ярошевича. 10 мая 1917 г. С.Г. вступил в командование полком. С 12 июня вступил в должность постоянного командира полка. Таким образом, служба С.Г. Улагая в рядах 1 – го Линейного полка в 1915 – 1917 гг. очень выделила этого храброго и талантливого казака-офицера, который был награждён высокими наградами Георгиевским золотым оружием, орденом Святого Георгия 4 – й степени и орденом Святого Владимира 3-й степени с мечами. Сам С.Г. Улагай так вспоминал о светлых минутах своей службы годы Великой войны: «Только такие воспоминания, только такая история боевых переживаний родного полка, могут действительно воспитывать душу подрастающего поколения и служить надежным маяком для него, среди житейских бурь и тяжелых потрясений»[39]. Вспоминая о подвигах славного казака, выходца из черкесов, С.Г. Улагая, нужно помнить подвиг всех кубанских казаков и офицеров, которые сложили головы свои за Веру, Царя и Отечество, получили множество наград, служа и воюя на всех русских фронтах Первой мировой войны, от Балтики до Персии. Остается только недоумевать, почему в Кубанской столице, до сих пор нету монумента, таблички, или памятника, который бы напоминал об их славных подвигах, который бы служил живым напоминанием и примером для подрастающих поколений, в том числе и казаков. 2 – й Запорожский полк входил в состав 1-й Кубанской казачьей дивизии, которой с 10 июня 1917 г. командовал так же Пётр Николаевич Краснов. К начавшемуся после Февральского переворота и знаменитого «Приказа №1», упразднению воинской дисциплины и развалу армии С.Г. Улагай отнёсся отрицательно. Нужно отметить, что С.Г. Улагай по своим взглядам был монархистом как и большая часть офицерского корпуса Русской Императорской Армии. За это говорит тот факт что уже находясь в эмиграции он был одним из лидеров Горского монархического центра. О поведении казаков 2 – Сводно-казачьей дивизии времён революции вспоминал её командир П.Н. Краснов: «Как только казаки дивизии соприкоснулись с тылом, они начали быстро разлагаться. Начались митинги с вынесением самых диких резолюций. Требования отклонялись, но казаки сами стали проводить их в жизнь. Казаки перестали чистить и регулярно кормить лошадей. О каких бы то ни было занятиях нельзя было и думать. Масса в четыре с лишним тысячи людей, большинство в возрасте от 21 до 30 лет, т. е. крепких, сильных и здоровых, притом не втянутых в ежедневную тяжелую работу, болтались целыми днями без всякого дела, начинали пьянствовать и безобразничать. Казаки украсились алыми бантами, вырядились в красные ленты и ни о каком уважении к офицерам не хотели и слышать. - "Мы сами такие же, как офицеры, - говорили они, - не хуже их"»[40]. О положении в 1- Кубанской казачьей дивизии после Февральской революции 1917 г. П.Н. Краснов писал: «1-я Кубанская казачья дивизия была второочередная, составленная преимущественно из казаков старших сроков службы. Она сильно пострадала вследствие бескормицы и плохого снабжения. Люди были оборваны. Много было босых. Лошади истощали до такой степени, что лежали и не могли подняться. Казаки голодали. Такое очень тяжелое положение было весьма выгодным для меня. Заботливостью об улучшении материального состояния дивизии я надеялся привлечь сердца казаков к себе и восстановить порядок и дисциплину»[41]. Во 2 –м Запорожском полку имели места такие случаи, какие например, отмечались в приказе С.Г. Улагая по строевой части от 7-го июля: «В последнее время часто стали поступать жалобы местных жителей на то, что казаки самовольно выпускают на пастбища своих лошадей, которые вытаптывают траву и прилегающие хлебные поля. Предписываю г.г. командирам сотен разобрать все заявленные жалобы и принять меры, чтобы этого больше не повторялось. Полковым и сотенным комитетам полагать Командирам сотен и коменданту и своевременно предотвращать всё то, что может потом нанести ущерб полковому и сотенным хозяйствам». «Г.Г. сотенным командирам и Начальникам команд, обратить внимание чтобы люди, назначенные нести службу на заставах жел. дорог были-бы опрятно одеты и в присвоенной каждой части формы, Восковому Старшине Чекалову как можно чаще объезжать назначенный полку район, для проверки несения людьми службы и опрятности у них одежды»[42]. Во многом генералу П.Н. Краснову удалось привести дивизию в должный вид, не смотря на всю тяжесть войны, и начавшейся революционной разрухи. В этом ему активно помогали и командиры полков, одним из которых 2 – м Запорожским как уже упоминалось выше, командовал С.Г. Улагай. В прощальном приказе по дивизии от 28 августа 1917 г. П.Н. Краснов писал: «Доблестные Кубанцы, Донцы, Стрелки солдаты радиотелеграфного отделения 39 мотоциклетного отделения расставаясь с Вами после двух с половиной месячного командования дивизией, Я считаю своим нравственным долгом перед Вами отдать низкий поклон и сердечную от лица службы благодарность за всё то усердие и труды, которые вы положили на приведение себя в полный порядок после тяжёлой зимы в окопах при полной бескормице лошадей. Время стояния в резерве при отсутствии боевой работы ВЫ использовали с честью для того чтобы добраться, приодеться выкормить лошадей и вспомнить солдатскую и казачью науку. Спасибо вам за это»[43]. В конце августа 1917 г. полковник С.Г. Улагай поддержал выступление, «мятеж», генерала Лавра Георгиевича Корнилова с целью спасения России из лап большевиков и революционной разрухи. 29 августа С.Г. Улагай был отстранен от командования 2 – м Запорожским полком и в сентябре 1917 г. арестован. ГРАЖДАНСКАЯ ВОЙНА 1917 – 1920 гг. После Октябрьского переворота и захвата власти большевиками С.Г. Улагай бежал из под ареста на Кубань, где стал одним из инициаторов и участников Добровольческого движения. Вот что об этом вспоминал тогдашний атаман Кубанского казачьего войска Александр Петрович Филимонов: «Дело организации добровольцев было поручено мною молодому и популярному герою Германской войны полковнику Улагаю. К сожалению, этот доблестный, впоследствии очень прославившийся кавалерист, не оказался хорошим организатором и, провозившись около месяца с этим делом, заявил мне, что он в него не верит, так как в добровольцы записываются только одни офицеры, что рядовые казаки добровольцами служить не хотят, что специально офицерские организации не будут встречать сочувствия в населении и потому все дело обречено на гибель. К мнению полковника Улагая присоединился и командующий Кубанской армией генерал Черный»[44]. Тем не менее, С.Г. Улагай приступил к формированию «1-го Кубанского казачьего отряда защиты казачества»[45]. Кубанскому казачеству, как и Донскому, трудно было разобраться во всех тонкостях сущности большевизма, и то, что он нёс в казачьи земли. Кубани и Дону ещё суждено было всколыхнутся, когда в казачьи земли пришли первые отряды Красной гвардии. Поэтому во время формирования Добровольческих отрядов С.Г. Улагай наткнулся на нежелание казачества участвовать в начинавшейся Гражданской войне и вступать в формируемые отряды. Однако всё же во второй половине января 1918 г. удалось организовать добровольческий пластунский отряд из кубанских казаков, главным образом из казачьих офицеров. Любопытно отметить что в будущих боях Гражданской войны неофициально этот отряд-батальон получит название «улагаевского». Большая часть этого отряда состояла из казаков-офицеров бывшего 1 – го Линейного полка, в которым в годы Первой мировой войны доблестно сражался С.Г. Улагай. В феврале 1918 г. когда перед Кубанской властью стоял вопрос о назначении командующего Кубанской армией, кубанский атаман А.П. Филимонов выступал за назначение на этот пост С.Г. Улагая. А.П. Филимонов писал об этом так: «Естественным и желательным для меня кандидатом на пост командующего армией оставался по-прежнему полковник Улагай, но он, как и раньше, не верил в дело и, назначенный в помощь полковнику Лисевицкому в качестве начальника кавалерии, потерпел неудачу и возвратился в Екатеринодар в еще более пессимистическом настроении, чем ранее»[46]. Речь шла об отряде полковника генерального штаба Лисевицкого, который был организован из офицерской молодёжи, казаков и юнкеров. Отряд дислоцировался в станице Усть-Лабинской с заданием продвигаться к станции Кавказской. Командующим Кубанской армией был назначен генерал-майор Виктор Леонидович Покровский. В феврале-марте 1918 г. из-за неудачи и поражения отрядов Кубанской армии в станице Выселки 17 февраля, и под напором большевистских войск, которые двигались к Екатеринодару с разных направлений от Выселок, Кореновска, Кавказской и Новороссийска, войска Кубанской области были вынуждены оставить Екатеринодар и отступить в горы. Кубанский правительственный отряд в марте 1918 г. включал, в том числе и пеший пластунский батальон сформированный полковником С.Г. Улагаем. Сергей Георгиевич подчинился более молодому и малоизвестному командующему кубанских добровольцев и армии Виктору Леонидовичу Покровскому, хотя, к сожалению отношения, между командирами отрядов Кубанского правительственного отряда оставляли желать лучшего. Так например ходили слухи что В.Л. Покровский хочет расстрелять С.Г. Улагая якобы за «агитацию против Покровского». 17 марта в станице Ново-Дмитриевской, состоялось соединение Добровольческой и Кубанской армий. После чего произошел знаменитый штурм Екатеринодара. Пластунский батальон Сергея Георгиевича входил в состав 2-й бригады Добровольческой армии под командованием донского генерал-майора Африкана Петровича Богаевского. Последний так характеризовал Сергея Георгиевича: «Полковник Улагай такой же храбрец, как и скромный офицер, командовал Кубанцами»[47]. В составе этой бригады батальон участвовал в боях у станицы Елизаветинской 27 марта. 28 марта в предместьях Екатеринодара в бою за ферму Екатеринодарского сельскохозяйственного общества полковник С.Г. Улагай был тяжело ранен. В этом бою его пластунский батальон сыграл решающую роль во взятии фермы. 31 марта на той же ферме близ Екатеринодара был убит командующий Добровольческой армией Лавр Георгиевич Корнилов. Штурм Екатеринодара окончился для Добровольческой армии неудачно. Раненый С.Г. Улагай преодолел весь путь отступления Добровольческой армии с Кубани на Дон. За участие в боях в марте 1918 г. С.Г. Улагай был награждён знаком 1-го Кубанского (Ледяного) похода, учреждённого в августе 1918 г. Оправившись от ранения, в строй он вернётся только в июле 1918 г. В июле 1918 г., вернувшись в строй, принял от А.Г. Шкуро командование 2-ой Кубанской казачьей бригадой, затем переформировал ее во 2-ю Кубанскую казачью дивизию, в ноябре был произведен в генерал-майоры. Нужно отметить что 2 – я Кубанская казачья дивизия была одной из самых боеспособных дивизий в Кавказской, а затем и Кубанской армиях, и получила неофициальное название «Улагаевской дивизии». С ней С.Г. Улагай активно участвовал в освобождении от красных войск Кубани, Кавказа и Терека. Генерал-лейтенант П.Н. Врангель в своих «Записках» давал такую характеристику С.Г. Улагаю в этот период Гражданской войны: «Полковник Улагай был натурой несравненно более сложной: нервный, до болезненности самолюбивый, честный и благородный, громадной доблести и с большим военным чутьем, он пользовался обаянием среди своих офицеров и казаков. Отлично разбираясь в обстановке, он умел ее использовать, проявить вовремя личный почин и находчивость. Обладая несомненно талантом крупного кавалерийского начальника, он имел и недостатки: неровность характера, чрезмерную, иногда болезненную обидчивость, легко переходил от высокого подъема духа к безграничной апатии, приступая к выполнению задачи, готов был подчас искать в ней непреодолимые к этому препятствия, но раз решившись на что-нибудь, блестяще проводил решение в жизнь»[48]. В 1919 г. С.Г. Улагай за участие в освобождении Кубани, Кавказа и Терека от большевиков был награждён Крестом спасения Кубани I – й степени.
Игорь Ластунов: С марта 1919 г. С.Г. Улагай — командир 2-го Кубанского корпуса. Весной 1919 г. районе ж.д. станции Ремонтная к северу от реки Маныч, генерал С.Г. Улагай разгромил корпус «товарища» Думенко. В начале мая 1919 г. успешно участвовал в сражении под Великокняжеской, а позднее, в июне, — в наступлении на Царицын. В июне — августе командовал конной группой Кавказской армии под Царицыном, был произведен в генерал-лейтенанты. Под Царицыным С.Г. Улагай сыграл решающую роль во взятии города и его обороне частями Кавказской армии генерала П.Н. Врангеля. Участвовал в наступлении на г.Камышин. В октябре отказался от командования корпусом. Осенью 1919 г. во время реорганизации органов власти на Кубани, С.Г. Улагая как основного кандидата и своего преемника на посту войскового атамана Кубанского казачьего вой¬ска рассматривал и отстаивал войсковой атаман генерал-лейтенант Александр Петрович Филимонов, который с огромным уважением относился к С.Г. Улагаю[49]. В декабре 1919 г., назначенный новым командующим Добровольческой армией генералом П. Н. Врангелем, командовал объединенной конной группой из донских и кубанских конных частей, входивших в состав Добровольческой армии. П.Н. Врангель вспоминал: «Сейчас во главе конной группы стоит генерал Мамантов. Моим первым шагом была бы замена его другим начальником. В настоящих условиях наша конница одна может решить дело... Генерал Улагай ответил, что всегда будет рад работать со мной»[50]. Это своего рода конное соединение должно было стать аналогом конармии С.М. Будённого. Однако убедившись в низкой боеспособности подчиненных ему частей, С.Г. Улагай отказался от командования. В декабре 1919 г. в Екатеринодаре тяжело заболел тифом, чудом выжил. После выздоровления 29 февраля 1920 г. принял командование Кубанской армией от генерала А.Г. Шкуро. Следует отметить, что летом 1919 г. С.Г. Улагай как и большинство кубанских генералов, негативно отнёсся к идее создания самостоятельной Кубанской армии, опасаясь что она может стать оружием в руках самостийников и сепаратистов для подрыва единства Вооружённых Сил на Юге России, С.Г. Улагай мыслил будущие Кубани в составе Единой-Неделимой России, а не «самостийной и федералистской» создание которой было бы только на руку врагам Великой России и Кубани. Но и когда Кубань вручила ему судьбу армии, он не стал отказываться, хоть и понимал, в какой грозный момент принимает командование армией. Командир 1 - го Лабинского полка Кубанской армии Фёдор Иванович Елисеев так пишет об этом моменте в своих воспоминаниях о Гражданской войне на Кубани в январе – феврале 1920 г.: «Генерал Деникин в своих описаниях не жалует кубанских казаков тех месяцев упадка духа всего воинства, словно от Кубанского Войска зави¬село спасение всей России. Им же назначенный командующим Кубанской¬ армией генерал Шкуро был смещен, а назначен генерал Улагай. В приказе говорится: «По Казачьим Войскам: назначается состоящий в резерве при штабе Главнокомандующего Вооруженными Силами на Юге России генерал¬-лейтенант Улагай - Командующим Кубанской армией. Командующий Кубанской армией генерал-лейтенант Шкуро откомандировывается в мое распоряжение с сохранением содержания по последней должности». Сам генерал Деникин об этом пишет: «Шкуро был вскоре сменен ге¬нералом Улагаем, доблестным воином, чуждым политике и безупречном человеком, но и его никто не слушал». От себя добавим: тогда многие старшие не слушались своих начальников, не только рядовые воины»[51]. Знаковое здесь и то, что, не смотря на наличие высших офицеров и генералов из среды Кубанского казачества, таких как например А.Г. Шкуро, В.Г. Науменко, В.М. Ткачёв, Н.Г. Бабиев, и других, командовать Кубанской армией доверили выходцу из кубанских черкесов. Что не вызвало каких-либо протестов или недовольства из казачьей среды. Командир 1 – го Лабинского полка Кубанской армии, который входил в состав 2 – го Кубанского корпуса генерала В.Г. Науменко, Ф.И. Елисеев, вспоминал по этому поводу о визите С.Г. Улагая 28 февраля 1920 г. в части корпуса: «Ждать пришлось недолго. Скоро со стороны Екатеринодара подошел паровоз с одним небольшим пассажирским вагоном и мягко остановился у вокзала. В дверях вагона немедленно же показался генерал Улагай и мягко, упруго соскочил с порожек. Все это у него вышло так мягко, красиво, благородно, словно приехал не командующий армией, а про¬стой, молодецкий казачий офицер, в гости, на дачу, которого все с не¬терпением ждут на вокзальчике глухой провинции. И он, чтобы не терять времени, быстро соскочил, чуть ли не на ходу, с поезда, чтобы обнять своих, так ему близких и дорогих друзей. Он был в темно-серой дачковой черкеске, при черном бешмете и чёрного каракуля небольшой папахе. И - никаких украшений и знаков отличия на скромной черкеске. Ему тогда было, думаю, около 40 лет от роду• Чисто выбритый, брюнет, типичный горец, кубанский черкес благородной семьи - уздень.<…> Выслушав рапорт и пожав руку, Улагай жмет руку всем офицерам. Потом идет к строю Лабинцев. Строй - ровный, двухшереножный, обыденно серый. Но то, что это стояли Лабинцы, говорило генералу о многом. С ними, со 2-й Кубанской казачьей дивизией, начиная с июля 1918 года, он прошел вдоль и поперек всю Ставропольскую губернию с победными боями! Потом - движение с ними на Царицын и на Ка¬мышин в 1919 году. Везде был успех, победа и слава. И теперь, в годи¬ну крупного несчастья, они вновь пред ним, храбрые перед храбрым. Бросив взгляд на строй казаков, Улагай остановился. Потом, быстро пройдя перед ними, стал посередине, взял руку под козырёк и громко произнес: - Здравствуйте, мои храбрые Лабинцы! Я не хочу описывать, как могуче и радостно ответили казаки - «мои храбрые Лабинцы» - своему долгому старшему начальнику. Это нуж¬но понять без слов. Опустив руку, Улагай обратился к почетному караулу, как предста¬вителям от всего полка, с горячими словами похвалы и закончил так: - Верные, храбрые, благородные Лабинцы!.. Вашу кровь, и стойкость никогда не забудет Кубань! Штаб корпуса с генералом Науменко, штаб дивизии и все другие старшие офицеры корпуса затаенно слушали редкие слова похвалы зам¬кнутого, храбрейшего в Кубанском Войске черкеса-рьцаря. Это было лучшей и самой ценной наградой 1-му Лабинскому полку за его послед¬нюю боевую доблесть и пролитую кровь. Я стоял позади него и внимательно слушал. Генерал Улагай хочет посмотреть полк, который был выстроен в конном строе позади вокза¬ла. Почетный караул, знамя и оркестр трубачей немедленно отправле¬ны в строй. Улагай хочет представиться перед полком в седле. Полковнику Бу¬лавинову, моему заместителю, бросил три слова: «Дать хорошего коня». Генералу подвели кабардинца светло-гнедой масти. Он очень легко, «как молодой хорунжий», вскочил в седло. Конь оказался нервный и вьюном завертелся под ним. Что-то было неладное и с казачьим седлом, а длиной стремян и подушкой. Как известно, у казака в седельной подушке по арматурному списку должно быть уложено носильное белье. Это уродовало подушку и делало ее очень жесткой, негладкой, неэластичной. Поправляя что-то под ногой, Улагай с наивной детской улыбкой неискушённо горца смеется и, бросив на меня взгляд, поясняет коротко: - Никак не приспособлюсь в седле! Улыбаюсь и я ему, словно говорю: «Да, конечно, к чужому седлу не всегда можно приспособиться сразу, я это понимаю». 1-й Лабинский полк встретил генерала Улагая с полным церемониа¬лом. Став перед строем, он повторил те слова, которые сказал почетному караулу. Вселял надежды. А потом объехал ряды, осматривая состояние лошадей»[52]. Ф.И. Елисеев и в чуть более ранних воспоминаниях о боях на Маныче, весной 1919 г. так же восторгался генералом. Отмечая его «Соколиный взгляд культурного красивого черкеса с тонкими правильными чертами лица». Генерал С.Г. Улагай командовал Кубанской армией в самый грозный для неё момент. В момент полного развала фронта Белого движения, он отступил с Кубанской армией через всю Кубань вдоль Черноморского побережья на Туапсе, из-за политической нестабильности и в Белом движении на Юге России и под ударом превосходящих войск Красной армии. В период отступления был момент, когда С.Г. Улагай со своим штабным поездом одно время был отрезан от Кубанской армии частями красной конницы С.М. Будённого и отступал с частями Донской армии генерала В.И. Сидорина. Вина за общее стратегическое отступление лежит не на С.Г. Улагае как командующем лишь одного соединения, а на всём руководстве Вооружённых Сил На Юге России, в лице генералов А.И. Деникина и его начальника штаба И.П. Романовского. Известно так же, что поражениям и сумятице во время отступления весьма способствовал войсковой атаман Кубанского казачьего войска, Николай Адрианович Букретов. Так в частности на совещании в Крыму в марте 1920 г. он выдвигал требования удаления из Кубанской армии таких видных генералов, как А.Г. Шкуро, С.Г. Улагай, В.Г. Науменко и Н.Г. Бабиев, как лиц «мало ему послушных». Этими действиями войсковой атаман только усиливал рознь и неразбериху в Кубанской армии, когда нужна была твёрдая власть, и фактически обезглавливал её, лишая лучших генералов. На совещании старших начальников Кубанской армии 15 марта 1920 г. в Туапсе, где присутствовал и С.Г. Улагай было принято решение отходить в Грузию из-за неразберихи в верхах Добровольческой армии и правительства Юга России, а так же ввиду неясности, смогут ли Белые войска отстоять Крым в ближайшее время. 22 марта 1920 г. С.Г. Улагай был вызван генералом А.И. Деникиным в Крым для участия в Военном совете, собранном для выбора нового Главнокомандующего. Им был выбран генерал-лейтенант П.Н. Врангель. Вернувшись к Кубанской армии на Черноморское побережье 10 апреля в Сочи С.Г. Улагай сдал командование Кубанской армией кубанскому атаману Н.А. Букретову, и был зачислен в распоряжение Главнокомандующего генерала П.Н. Врангеля. Кубанский генерал-майор В.Г. Науменко в своих дневниках так описывал этот момент: «10 апреля 1920 г. получил назначение прибыть в Сочи, куда приехал генерал Улагай и терский атаман. Здесь Улагай и Шкуро рассказали о положении дел. Атаманы Донской и Терский решили перевезти своих казаков в Крым. Улагай настаивал на переводе кубанцев, но Букретов категорически воспротивился этому, говоря, что, ни один кубанец не последует в Крым. Тогда Улагай отказался от командования армией и принял её на себя Букретов, который заявил, что армия Кубанская боеспособна, настроена отлично и готова воевать, но тормозят всё дело Шкуро, Бабиев, Науменко, присутствие которых в армии не желательно. Вследствие этого генерал Врангель отдал приказ об отозвании нас в его распоряжение. Причём Улагай добавил, что Букретов желает, чтобы бы мы выехали до его приезда в Сочи. Итак, мы, казаки – Улагай, Шкуро, Бабиев и я, не у дел, и нас заменили – Букретов, Морозов»[53]. Так же о поведении и роли атамана Н.А. Букретова в тех трагических событиях сохранились вспоминания генерала барона П.Н. Врангеля: «В Севастополь вновь прибыли с Кавказского побережья генерал Улагай и командир Донского корпуса генерал Стариков. Попытки генерала Улагая перейти в наступление оказались тщетными. Казаки совсем не хотели драться. Среди кубанского правительства, рады и высшего командования кубанцев и донцов происходили нелады. Генералы Улагай и Стариков настаивали на перевозке кубанцев и донцов в Крым, однако кубанский атаман генерал Букретов не соглашался. Я собрал совещание из атаманов донского, кубанского и терского войск, генералов Улагая и Старикова, генерала Шатилова, генерала Махрова и командующего флотом. Генералы Улагай и Стариков повторили свои доклады. Атаманы донской и терский их поддержали, генерал Букретов вновь заявил, что считает перевозку кубанцев в Крым нежелательной, что, как кубанский атаман, он считает необходимым предварительно опросить всех казаков об их желании. На мое возражение, что я не могу допустить обсуждений казаками приказаний начальников, генерал Букретов ответил: - "А я, как атаман, не могу допустить, чтобы казаков перевезли в Крым, где они будут пасынками, как были всегда в Добровольческой армии. В этом я не вижу надобности. Неправда, что казаки не желают драться. Не желают драться лишь их старшие начальники — генералы Улагай, Шкуро, Науменко, Бабиев и другие". -"Раз так, то пускай сам генерал Букретов командует армией", вспылил генерал Улагай. Я остановил его и обратился к Букретову: - "Вы упрекаете старших начальников в нежелании драться. Зная всех их, я, конечно, этому верить не могу; однако из Ваших слов мне ясно, что, при подобном отношении атамана, правительства и рады к высшему командному составу, последний не может иметь среди казаков должного авторитета. Вы уверяете, что казаки готовы драться с другими начальниками. Отлично, вступайте в командование Кубанской армией сами и бейте большевиков". -"Нет, командовать армией я не согласен". -"В таком случае, нам разговаривать не о чем. Ответственность взять на себя вы не хотите, а агитацию безответственных лиц среди казаков против их командующего армией я допустить не могу. Можете идти, но из Крыма вы не выедете". Я обратился к генералу Герасимову: "Поручаю Вам принять меры, чтобы ни одно из отходящих из Крыма судов не приняло на свой борт генерала Букретова". Генерал Букретов вышел. Все присутствующие казались весьма смущенными. Генерал Богаевский и генерал Вдовенко стали убеждать меня изменить мое решение. -"Атаман лицо неприкосновенное", говорил генерал Богаевский, "вы только что отдали с согласия атаманов приказ, где подтвердили права казачества на внутреннее самоуправление; задержание генерала Букретова произведет тяжелое впечатление на всех казаков..." Генерал Шатилов стал также убеждать меня. Я твердо стоял на своем: - "Я не могу допустить, чтобы генерал Букретов вернулся к армии и там продолжал агитацию. Я ни одну минуту не верю ему, что казаки готовы драться, но пусть он сам несет ответственность за все, что произойдет...". Наконец генерал Шатилов предложил поехать к генералу Букретову и лично переговорить с ним. Через полчаса генерал Шатилов вернулся и сообщил, что генерал Букретов готов согласиться на командование армией. Я вновь просил генерала Шатилова проехать к кубанскому атаману и передать ему, что я сожалею о происшедшем недоразумении и прошу его вернуться на совещание. Генерал Букретов прибыл. - "Я рад узнать, что Вы изменили свое решение и готовы принять на себя тяжелую ответственность. Забудем все бывшие недоразумения", сказал я, протягивая ему руку. Тут же подписал я приказ о назначении генерала Букретова командующим Кубанской армией и зачислении в мое распоряжение генералов Улагая, Шкуро, Науменко и Бабиева»[54]. Из всего вышеизложенного нужно сделать вывод, вины С.Г. Улагая за капитуляцию Кубанской армии 18 - 20 апреля 1920 г. в трагичных для неё военных и политических условиях в районе Сочи-Адлера нету никакой. Сергей Георгиевич до последнего стремился переправить армию в Крым, и остаться с ней до конца, однако то недоверие, которое поселилось в сердцах добровольцев и казаков сыграло свою зловещую роль в трагедии Кубанской армии и всего Белого движения на Юге России. Вспоминая, о самом моменте сдачи Кубанской армии полковник Ф.И. Елисеев так вспоминал и про авторитет С.Г. Улагая: «Казалось бы – подай пароходы из Крыма с отозванными генералами Улагаем, Шкуро, Науменко, Бабиевым и Муравьёвым, и всё устремилось бы к посадке, и ушли бы в Крым, в Батум, «к турку», хоть «к чёрту на рога», но только не сдаваться красным»[55]. Изрядная доля вины за капитуляцию Кубанской армии лежит на кубанском атамане Н.А. Букретове, который перед капитуляцией утверждал, «что будет с армией до конца», что не помешало ему бежать в Грузию, когда им же самим было объявлено решение о сдачи армии. Увы, герой Первой мировой войны на Кавказском фронте в годы кровавой междоусобицы оказался не в своё время не в своём месте. В подтверждении этих воспоминаний Ф.И. Елисеева в документальной повести Р. Говоровского «Кубань. Весна двадцатого» говорится: «Генерал С.Г. Улагай, энергичный черкес, был командиром Кубанской армии сумел выхватить несколько судов для своих казаков, да еще умыкнул у донцов пароход "Аю-Даг" ... Отборные части кубанцев с седлами на плечах понуро брели по шатким сходням, заполняя трюмы и палубы. Многие не смогли сдержать слезы, прощаясь с родной землей ...»[56].
Игорь Ластунов: Но на этом роль С.Г. Улагая как видного военного представителя Кубанского казачества при ставке генерала П.Н. Врангеля не закончилась. Так например в Феодосии по инициативе генерала С.Г. Улагая 25 июня 1920 г. собрался съезд членов Рады и уполномоченных от кубанских станиц. Эта крымская «Рада» выбрала своим председателем врангелевца Фендрикова, почетным председателем - П.Н. Врангеля. Феодосийское совещание, присвоив себе функции Краевой рады, осудило деятельность кубанского атамана генерала Н.А. Букретова и правительства В. Иваниса. Войсковым атаманом был избран С.Г. Улагай. Как писал журнал «Вольное казачество», это была борьба «русских кубанцев» против «кубанцев-самостийников»[57]. В августе 1920 г. генерал С.Г. Улагай руководил десантной операцией частей Русской армии из Крыма на Кубань. Эта операция вошла в историю Гражданской войны под названием «Улагаевского десанта». Тогда 14 августа (по старому стилю 1 августа) 1920 г. в районе станицы Приморско-Ахтарской высадилась Группа особого назначения Русской Армии П.Н. Врангеля под командованием генерал-лейтенанта Сергея Георгиевича Улагая. В состав десантного отряда входили: 1-ая Кубанская дивизия (конная) генерала Н.Г. Бабиева около 1000 шашек, 35 пулеметов, 6 орудий; 2-ая Кубанская дивизия (пешая) генерала Шифнер-Маркевича, 900 штыков, 100 шашек, 48 пулеметов, 8 орудий; Сводная пехотная дивизия генерала Казановича (1-ый Кубанский стрелковый полк, Алексеевский пехотный полк с Алексеевским артиллерийским дивизионом, Константиновское и Кубанское военные Училища). Всего около 4500 штыков и сабель, Группе генерала Улагая противостояла 9-я советская армия генерала М.К. Левандовского: 24.100 штыков и сабель, 133 орудия, 550 пулемётов, так же части Азовской флотилии красных. Как видим превосходство в живой силе у красных приблизительно один к пяти. Бои разгорелись в Северо-Западной части Кубани, как в Древние времена в Кубанских степях сходилась кавалерия противоборствующих сторон. После быстрого и решительного начала операции, а генералы С.Г. Улагай и Н.Г. Бабиев были решительными кавалерийскими начальниками, инициатива постепенно всё же перешла к красным. Причин здесь три. I. Крах надежды белых стратегов на широкое восстание Кубанского казачества. II. Перевес в силах в пользу красных один к пяти только в живой силе. III. Интриги в штабе генерала П.Н. Врангеля против С.Г. Улагая. Что подтверждено их дальнейшей размолвкой как генералов. Ведь перед десантом все ясно понимали что основной успех будет зависеть от того поддержит ли высадившиеся части Русской армии кубанское казачество широким восстанием? Но ведь такого восстания не было, и так ли уж тут важно на день раньше или позже пошел генерал Улагай к Екатеринодару, стремительней или нет, если 5 тысячам бойцов генерала Улагая противостояла 30 тысячная 9-я красная армия… Ну допустим захватили бы Екатеринодар в августе 1920 г и сколько бы его удержали без поддержки казачества? Что там были за интриги со стороны господ Шатилова и Драценко за спиной прямого и честного генерала Улагая? Генерал Улагай зная участь Кубанской армии и части Донской армии под Сочи-Адлер в мае 1920 г. не хотел для своих частей подобной участи потому и вывел их своевременно. Почему сразу после этого генерала Улагая фактически уволили из армии? Неужели для такого талантливого кавалериста не нашлось места в широких степях Северной Таврии? А если бы сдали части Улагая потом бы написали в мемуарах что «кубанские части генерала Улагая разложились на Азовском побережье и не хотели воевать». Вот что пишет в подтверждении моей версии в своих воспоминаниях офицер-связист Белой армии В. Терентьев который участвовал в Улагаевском десанте и знал многие «штабные секреты». Вот что он писал в журнале «Вестник первопоходника» в апреле-мае 1967 г.: «Вечером к нам приехал на автомобиле Улагай. Я слыхал его беседу с Казановичем. Казанович говорит: "Мы хотели повторить поход Корнилова, только с поддержкой интендантства. Мы хотели взять Екатеринодар". - "Какой там Екатеринодар, - говорит Улагай, - когда Тимашевку не могли удержать! Дураки красные, что не пустили нас в Екатеринодар, оттуда не ушел бы ни один человек"». Как известно многие, и сам генерал Врангель ставили в вину генералу Улагаю его «нерешительность и пассивность», приводя в пример отзывы генералов Бабиева и Казановича. Между тем стоит отметить что генерал Бабиев – «генерал вперёд» как его можно назвать, был лихими бесшабашным кавалерийским офицером и в своей лихости он мог и не увидеть опасности окружения, увлекая войска генерала Улагая вперёд, к Екатеринодару, второй генерал Казанович которого прозывали в Белой армии не иначе как «несравненный таран для лобовых ударов» так же в своей прямолинейности мог не увидеть всей опасности окружения. Но генерал Улагай понимал и видел всю ситуацию. Понимая что широкого восстания казачьего населения Кубанской Области не произошло рассчитывать на успех было нельзя, и не важно был бы Екатеринодар в руках белых или нет. Тот же В. Терентьев вспоминал: «Наша неудача вполне определилась, нас будут эвакуировать в Крым. Да оно и неудивительно: на наш отряд в 5000 человек обрушились две советские армии, то есть около 80.000 человек». Генерал С.Г. Улагай не мог сильно отрываться от своих баз снабжения и точек возможного отступления в Крым. Главным итогом десанта помимо того что с Кубани в Крым ушло около 12 тысяч кубанских казаков было то что в это время на Кубань были прикованы большие резервы Красной армии которых в это время не хватало в Польше. Если мы вспомним, то как раз в эти дни, что шли операции на Кубани, шла битва за Варшаву 13 августа — 25 августа 1920 г. Улагаевский десант: 1 августа — 25 августа 1920 г. и операция генерала С.Г. Улагая приковала к себе силы целой советской армии. Офицер В.Терентьев вспоминал: «Вечером мы получили известие о страшном разгроме Красной Армии в Польше. Поляки взяли более 200.000 пленных. Об этом приказано известить нашу группу войск». Всё это итог отвлечения советских армий с Польского фронта. Так что одной причиной по которой Польша и поляки избежали «большевизации» была операция генерала С.Г. Улагая. И фактически генерал С.Г. Улагай наряду с другими солдатами, казаками и офицерами Русской Армии кто летом 1920 г. наступал так же в Северной Таврии, были спасителями Европы от «большевизации». Касаясь непосредственно личности С.Г. Улагая я бы хотел лишь сопоставить те оценки, которые дают непосредственно С.Г. Улагаю как командующему десантом и его полководческим талантам. Советский военный историк А.В.Голубев, сам участвовавший в боях с десантом Улагая писал в 1929 г.: «Улагай крепко держал в руках управление своими частями и, несмотря на ряд частных поражений, не допустил разгрома своих главных сил. Это и дало ему возможность планомерно произвести обратную эвакуацию в Крым, забрав с собой не только все свои части, больных и раненых, но и мобилизованных, бело-зеленых, пленных красноармейцев, в том числе и раненых»[58]. По оценке полковника И.М. Калинина, С.Г. Улагай был: «Во главе десантного корпуса Врангель постаивл генерала Улагая, черкеса по происхождению, вполне приличного человека, прекрасного рубаку-кавалериста, но полководца сомнительных качест», и далее «Во всем покорным Врангелю». Тот же И.М. Калини в своей работе «Русская Вандея» преувеличивая и раздувая так называемый «грабёж белых» так писал об С.Г. Улагае и починённых ему войсках: «Улагай ни сам не грабит, ни другим не дает». На взгляд генерала Я. А. Слащёва, С.Г. Улагай был «человеком безусловно честным, но без широкого военного образования», а для командования десантом П. Н. Врангель избрал его «как популярного кубанского генерала, кажется, единственного из „известностей“, не запятнавших себя грабежом»[59]. Уже в эмиграции командир 2 – го кубанского полка Ф. Головко писал генерал-лейтенанту В.Л. Покровскому: «Скажу только, что Ваше имя не забыто кубанскими казаками, и во многих станицах, особенно в ст. Брюховецкой, старики интересовались, почему не было Вас - имя генерала Улагая для казаков было мертво. Подъема среди казаков не было, и создать его не сумели». А.В. Казаков в статье «Улагаи на Балканах» так оценивает неудачу десанта: «Одной из причин неудачи стали интриги в руководстве операцией за спиной Улагая, в результате чего последний «оказался крайним» и генералом Врангелем был уволен из армии». Около 12 тысяч кубанских казаков «ушли» вместе с Улагаевским десантом в Крым. За десантную операцию на Кубань он был награжден 25 августа 1920 г. учрежденным генералом П.Н. Врангелем вместо ордена Святого Георгия одним из высших орденов Русской армии в Крыму – орденом Святителя Николая Чудотворца II степени[60]. После неудачи десанта, в сентябре 1920 г. С.Г. Улагай вышел в отставку. В.Г. Науменко в своих дневниках так характеризует этот период взаимоотношений ставки П.Н. Врангеля и Кубанского казачества, где С.Г. Улагай играл видную роль: «Обдумав положение кубанского вопроса и отношение к нему главного командования, пришёл к выводу, что Иванис главному командованию выгоден, при нём они надеются взять казачество в свои руки. Обращают внимание подробности: Улагая держат в тени, Ткачёва как атамана считают совершенно невозможным. Меня к делу организации не допускают»[61]. Однако в конце октября 1920 г. в обзоре сведений особого отдела ВЧК Кавказского фронта о подпольной деятельности Белого движения на Кубани сообщалось: «Есть точные и достоверные сведения, что в Крыму в Евпатории генерал Улагай формирует новый десант в 15000 чел[овек], который предполагает высадить на Кубань для соединения с укрывающимися бандами»[62]. Предполагал ли генерал П.Н. Врангель устраивать новый «десант на Кубань» в самом конце Гражданской войны на юге России и вновь назначить на посту начальника С.Г. Улагая пока остаётся тайной. Нужно отметить что «память» о генерале С.Г. Улагае сохранилась и в советской поэзии. Так известен отрывок из стихотворения поэта Владимира Александровича Луговского «Песнь о ветре» написанного в 1926 г. и посвящённого событиям Гражданской войны: «Идет эта песня, ногам помогая, Качая штыки, по следам Улагая, То чешской, то польской, то русской речью - За Волгу, за Дон, за Урал, в Семиречье». В художественной литературе отражающей события Гражданской войны на Юге России Сергей Георгиевич Улагай является одним из прототипов генерала Григория Чарноты - персонажа известной пьесы «Бег» Михаила Афанасьевича Булгакова. По другим данным образ это выведен из личности кубанского генерала А.Г. Шкуро. В романе П.Н. Краснова «Белая свитка» о генерале С.Г. Улагае есть такие строки: «Шестой, предпоследний номер: «C.Machts: Tscherkessischer Zapfenstreich, - черкесская заря. Вечерняя заря русских черкесов ... Русских?.. Да, рус¬ских ... Разве они все эти доблестные Султан-Гиреи, лихие Улагаи, все эти мужественные люди с благородным харак¬тером не были русскими, верными слугами своего Государя?». Так же ещё в 1919 г. в честь успешного белого генерала был назван один из бронетракторов Кавказской армии «Генерал Улагай». Хотелось бы так же отметить ряд моментов об участии С.Г. Улагая в Гражданской войне. Сейчас становится нормой говорить о том, что многие национальные окраины были за власть большевиков, сам состав партии большевиков был весьма интернационален, всё это так. И всегда противопоставляют бывшую Российскую Империю называемую «тюрьмой народов» за идеалы которой, и сражалось Белое движение, и Советскую Россию, которая дала большую самостоятельность национальным окраинам. Однако если посмотреть на тот факт, что многие офицеры и солдаты бывшей Кавказской туземной дивизии сражались в рядах Белого движения за Единую – Неделимую Россию, если генерал С.Г. Улагай черкес по отцу, был одним из виднейших военноначальников Белого движения, то возникает вопрос, неужели они воевали за так называемое своё «закабаление», и «тюрьму народов»? Генерал С.Г. Улагай твёрдо помнил свой воинский долг и Присягу, он был чужд политиканству, в отличие от некоторых верхов Добровольческой армии, так и со стороны кубанских самостийников, подрывавших изнутри начала российской государственности и дисциплины в Кубанской армии.
Игорь Ластунов: В ЭМИГРАЦИИ 1920 – 1944 гг. После прорыва Красной армии через Перекоп в ноябре 1920 г. уйдя в эмиграцию, генерал С. Г. Улагай проживал сначала в Королевстве Сербов Хорватов Словенцев, затем переехал во Францию, где поселился в Марселе. Подводя итоги боевой жизни генерала С.Г. Улагая на службе России В.И. Шкуро справедливо отмечает один аспект: «Ведь именно благодаря ему (С.Г. Улагаю прим. Е.Б.) весь цивилизованный мир открыл для себя, что черкесы были искусными всадниками не только во времена М.Ю. Лермонтова или Л.Н. Толстого, но сохранили эти качества после искоренения абречества». О жизни и деятельности С.Г. Улагая в эмиграции сохранилось значительное количество документов в ведомствах государственной безопасности и разведки СССР, в 20-х - 40-х гг. XX века отслеживавших обстановку в российской военной эмиграции. Так в выпущенном Институтом военной истории МО совместно с ФСБ и СВР России в Москве в 1998 г. в 3-х томном сборнике документов «Российская военная эмиграция 20 - 40-х годов» С.Г. Улагай упоминается неоднократно. Здесь хотелось бы коснутся тех выдержек, которые даются ему, и той деятельности, которой он занимался в первые годы эмиграции. «Генерал Улагай, глубоко честный, порядочный человек, прекрасный начальник и бесконечно храбрый офицер». «Генерал Улагай - безусловно, честен, в боевом отношении слышал отличные отзывы». «Улагай - кубанский генерал и Андгуладзе - бывший начдив; оба люди честные и пользующиеся авторитетом среди своих войск». «Сманив Слащёва, большевики попытались сманить на свою сторону бывшего командира Кубанского корпуса генерала Улагая, но попытка не удалась». «Улагай. Прекрасный кавалерист, пользуется любовью и популярностью среди казаков, способен поднять и увлечь массу»[63]. Совместно с генералом А.Г. Шкуро С.Г. Улагай предполагали вместе устроить новый десант на Кубань в начале 1922 г.: «Оперативный план Врангеля в общих чертах аналогичен плану Шкуро, но охватывает в своем масштабе не только Кавказ, но и весь юг России. В стратегическом отношении расхождение между Шкуро и Врангелем небольшое. В открытом письме к казакам атаман Краснов, выступая от имени Врангеля, зазывает к себе казаков и предостерегает их от участия в предприятии Шкуро-Улагая, которые хотят снарядить десанты мелкими партиями на Кавказ и на Кубань. Краснов предупреждает, что англичане дают слишком, мало денег, слишком, мало оружия, так что в лучшем случае эти отряды увеличивают только число разбойников, живущих в горах. Краснов предлагает примкнуть к Врангелю, который весной двинется на Россию общим широким фронтом». В августе 1922 г. С.Г. Улагай вновь упоминается как один из лидеров будущей высадки и организации нового восстания против большевиков: «Такой смысл имеет до некоторой степени и организующееся восстание на Северном Кавказе, в Кубани, где сосредоточиваются со всех сторон террористы и другие для руководства восстанием. С этой целью - организовать восстание, едет и ген[ерал] Улагай». В донесении осени 1922 г. С.Г. Улагай упоминается как возможный глава повстанческой армии на Кавказе. Известно, что в это время С.Г. Улагай находился в Константинополе и занимался планированием. О подобных планах упоминается в донесениях и весной 1923 г.: «Генерал Улагай. В начале этого года ген[ералом] Улагаем на черноморское побережье с целью организовать восстание была отправлена группа лиц. Однако эта группа вернулась безрезультатно. Турецкая полиция заинтересовалась этими лицами и решила произвести у ген[ерала] Улагая обыск, который не дал никаких результатов. Дабы не отпугнуть Улагая, турецкая полиция извинилась, объяснив свою «ошибку. смешением его с полк[овником] Улагаем. Генералу же было разрешено носить оружие. Это обстоятельство окрылило генерала, который уже вновь набрал группу из 10 человек. В начале марта с.г, ПОД его руководством выехали на шлюпке в район Сочи - Батум из бывших его организации следующие лица: 1) Полк[овник] Васильев, уроженец станицы Отрадной Кубанской области, 2) Чиновник Стропун Василий Яковлевич, З) Полк[овник] Орлов Петр Лукич, 4) Полк[овник] Козлихин Дмитрий Максимович, 5) Полк[овник] Кравченко Афанасий Иванович, 6) Войсковой старшина Ковалев Григорий Васильевич, 7) Полк[овник] Назаренко, 8) Казак Раднинский. Путь, намеченный ими, идет от Новороссийска на Краснодар через станицы Георгиафинская, Новодмитревская, Рязанская, Некрасовская, Усть-Лабинская, Кореновская, Старо - и Ново-Леушковская, Средне-Егоруцкая, Кагальницкая, город Нахичевань, Таганрог и до Матвеева Кургана по железной дороге на север от Таганрога». В мае 1923 г. ввиду возможной предстоящей высадки в СССР С.Г. Улагай упоминается в донесениях как глава Кубанского корпуса. Упоминается С.Г. Улагай и как один из глав Горского активного монархического центра осенью 1923 г.: «Горский активный монархический центр. Председателем союза состоит генерал Габаев, секретарем и товарищем председателя князь Бекович-Черкасский. В комитет входят генералы Улагай и султан Келег-Гирей. Политическая работа ведется довольно интенсивно. Посылаются люди со специальными заданиями по агитации и разведке. Комитет держит связь с представительством Высшего Монархического Совета и союзом. Возрождения - в Константинополе. Переотправка людей производится через передаточный французский пункт Ризе, а оттуда дальше в Россию. Средства Комитет получает от французов. Комитет является сторонником Николая Николаевича, которого регулярно оповещает о своей работе. Пользуясь общностью религии, комитет имеет связи с правящей партией в Турции, и зондирует почву относительно координирования работы среди мусульман-горцев Кавказа. Французы пытались толкнуть комитет на путь террористических актов в России, но последний в лице Бековича-Черкасского категорически отказался от такого рода работы. Комитет завязал сношения и с фашистами, но от совместной работы, впредь до получения директивы Николая Николаевича, отказался. С Врангелем отношения натянутые. Причина размолвки - личные отношения Врангеля и генерала Улагая ...». В опубликованных документах так же летом 1923 г. упоминается и некое ранее существование организация «Покровского - Улагая». Однако что это за организация, чем она занималась в эмиграции, какую роль играл в ней С.Г. Улагай сказать нельзя. Упоминался С.Г. Улагай и как лицо якобы «сочувствующее возвращению в СССР для строительства новой жизни» что, однако не подтверждено никакими фактами. (Все материалы из телеграмм: Русская военная эмиграция 20-40 годов. Документы и материалы. М., 1998 г. Тома 1,2,3). Таким образом, из данных рассекреченных архивов ФСБ опубликованных в 1998 г. можно сделать определённый вывод о характеристике и самого С.Г. Улагая и о его деятельности в первые годы эмиграции. Как это не выглядит странно, но даже советские агенты давали С.Г. Улагаю очень хорошие характеристики. Сам С.Г. Улагай играл важную роль в эмигрантской жизни Белого движения, особенно популярен он был среди кубанских казаков и горцев. Несколько раз выдвигался как кандидат на командование новым десантом на Кубань и Кавказ, что говорит об опыте и учёте им ошибок прошлого десанта 1920 г. В первые годы эмиграции С.Г. Улагай отнюдь не сидел сложа руки и продолжал служить России и тем идеалам за которые он боролся. Так же нужно отметить, что многие казаки и казачьи генералы оказавшись в эмиграции, занимались этим же. Широко известны цирковые казачьи группы кубанского генерала А.Г. Шкуро, и кубанского полковника Ф.И. Елисеева. Например, Фёдор Иванович Елисеев разослал бывшим генералам, офицерам и казакам Русской Императорской Армии, фотоальбомы, где была запечатлена джигитовка его казаков. Известен ответ-отзыв С.Г. Улагая на этот фотоальбом: «От бывшего Командующего Кубанской Армией в 1920 году гене¬рал-лейтенанта Улагая: «Письмо Ваше и альбом джигитов получил. Спасибо за память и за доброе слово. Картины былой военной нашей службы, родные картины нашей единственной в мире джигитовки - хоть на короткое время оттесни¬ли эти безотрадные дни, бесконечные туманы жизни изгнанника и пе¬ренесли мечты - и мечты и мысли - в другую эпоху, в другие пережи¬вания. Хорошее Вы дело делаете. Не имея пока возможностей служить Ро¬дине более активным образом - Вы, со своими джигитами, рассказываете перед иностранцами картины былой славной могучей России, о которой, я думаю, во многих-многих странах не имели и не имеют на¬стоящего представления. Прошу принять и передать всем участникам альбома мою искрен¬нюю благодарность за добрую память. Без дерзания, без активности, без риска мы никогда не выберемся из проклятого болота. Новые силы, новая здоровая энергия, дерзновение и дерзновение - только это может оживить наши апатичные безвольные души. Крепко жму Вашу руку. Еще раз благодарю за память. Мой сердеч¬ный привет всем казакам-соподвижникам. Уважающий Вас, С. Улагай 9 сентября 1925 г. Марсель, Франция». (Письмо написано от руки четким размашистым почерком.)»[64]. Приписываемая генералу деятельность в эмиграции, в Албании при государственном перевороте 1928 г. и сотрудничество с Вермахтом в годы Второй мировой войны – являются ошибочными данными и неверными домыслами. Так например в БСЭ о С.Г. Улагае приводятся следующие данные: «Улагай Сергей Георгиевич [19(31).10.1875 — после 1945], белогвардейский генерал-лейтенант (1919). Родился в Кубанской области в семье офицера-черкеса. Окончил Николаевское кавалеристское училище (1897). Участник русско-японской и 1-й мировой войн, командир кубанского казачьего полка, полковник. За участие в корниловщине арестован, бежал на Кубань. Весной 1918 присоединился к белогвардейской Добровольческой армии генерала Л. Г. Корнилова. Служил в деникинских войсках, с июля 1918 начальник 2-й Кубанской казачьей дивизии, с февраля 1919 командир 2-го Кубанского казачьего корпуса, был разбит: Красной Армией в Донбассе и под Ростовом. Руководил так называемым Улагаевским десантом 1920 на Кубани, после которого уволен генералом П. Н. Врангелем из армии. Эмигрировал в Югославию, затем служил в албанской армии. В декабре 1924 во главе отряда казаков участвовал в контрреволюционном перевороте А. Зогу в Албании. Во время 2-й мировой войны 1939—45) активно сотрудничал вместе с П. Н. Красновым с гитлеровцами, помогая им формировать казачьи части из белоэмигрантов и изменников. В 1945 сдался англичанам и как албанский подданный, в отличие от своих сообщников, не был выдан советскому командованию, избежав возмездия за свои преступления»[65]. На самом деле ведущую роль в государственном перевороте в Албании в 1928 г. сыграл полковник Кучук Касполетович Улагай (23.01. 1893 – 08.04.1953 гг.) однофамилец и дальний родственник Сергея Георгиевича, так же являвшимся офицером Русской Императорской Армии и участником Белого движения в годы Гражданской войны в России. Хотелось бы сказать несколько слов и К.К. Улагае. Улагай Кучук Касполетович (23.01.1893-08.04.1953), происходил из натухайских дворян (узденей-тлякотлеш), сын статского советника Кубанской области. Окончил Екатеринодарское реальное училище, Елисаветградское кавалерийское училище в 1913 г. В чине корнета зачислен в 18-й драгунский Северский короля Датского Христиана IX полк[66]. В этом полку К.К. Улагай служил в годы Первой мировой войны вместе с С.М. Будённым. Который был тогда в чине унтер-офицера и К.К. Улагай непосредственно командовал им. Сам С.М. Будённый оставил о К.К. Улагае негативные отзывы, обвинял в трусости. Однако награды К.К. Улагая который был награжден орденами Святой Анны 2-й степени с мечами, Святого Станислава 3-й степени с мечами, Святой Анны 3-й степени с мечами, Святого Станислава 2-й степени с мечами, Святой Анны 4-й степени с надписью «За храбрость» не позволяют сделать такого вывода. Скорее негативные отзывы это результат неизгладимого следа Гражданской войны, где С.М. Будённый воевал за Красных, а К.К. Улагай за Белых. В эмиграции К.К. Улагай отличился на службе в Албании тем что в декабре 1924 г., с боями помог вернуться в Тирану изгнанному премьер-министру Ахмету Зогу, позднее провозглашенному королем Албании. После Второй мировой войны проживал в Чили. Был избран атаманом общеказачьей станицы в Чили. В годы Второй мировой войны с Вермахтом сотрудничал так же полковник Кучук Касполетович Улагай, а не Сергей Георгиевич. Так же встречаются ошибочные данные что С.Г. Улагай в 1944 – 1945 гг. формировал казачьи и кавказские части, воевавшие против СССР, что, конечно же, не так. Так как Сергей Георгиевич умер 29 апреля 1944 г. год смерти в частности высечен на его могиле под Парижем на кладбище Сент-Женевьев-де-Буа, на котором и поныне находится сохранившаяся могила генерала. Не были они и братьями, так как Кучук Касполетович Улагай являлся сыном статского советника Кубанской области, тогда как отцом Сергея Георгиевича был, как уже упоминалось выше Ислам-Гирей Шехимович Улагай, принявший после крещения в январе 1874 г. имя Георгия Викторовича. Тем более странно читать такие ошибочные данные в советской историографии, если такой известный красный военачальник как С.М. Будённый в своих воспоминаниях «Пройденный путь» чёрным по белому писал о своей службе в 18 – м Северском драгунском полку в годы Первой мировой войны: «Я попал в третий взвод, которым командовал поручик Кучук Улагай (очевидно, Кучук Улагай (1893-1953) - это младший брат или однофамилец белого генерала С.Г. Улагая, воевавший во Второй мировой войне на стороне фашистов, после войны эмигрировал в Чили), по национальности карачаевец». С.Г. Улагай и К.К. Улагай состояли однако в очень отдалённом родстве. Сергей Георгиевич жил в годы Второй мировой войны в Марселе, как известно не оккупированном немцами, к тому же входившего в состав независимой и не оккупированной части южной Франции Виши. Поэтому трудно себе представить, чтобы он имел какие либо контакты с немецким командованием. К тому же нужно учитывать и возраст генерала, ему тогда было около 70 лет, а так же старые ранения, полученные за участие в предыдущих войнах. Существует версия, что в этом время бывший генерал Русской армии активно сотрудничал с законспирированной организацией «маки;» — французского партизанского движения сопротивления. Поскольку в 1942 г. руководство «маки;» было полностью уничтожено немцами вместе со всем архивом, то подтвердить или опровергнуть эту версию не представляется возможным[67]. Вот что по этому поводу рассказывает правнук С.Г. Улагая по материнский линии историк Георгий Дмитриев: «По утверждениям некоторых историков, Сергей Улагай в годы Великой Отечественной войны сотрудничал с немцами. А на самом деле, по имеющимся у меня сведениям, он был заслан к немцам по заданию "Красных маков" - французского движения сопротивления партизан, - утверждает Дмитриев. - Путаница возникла после того, как в 1942 году руководство "Красных маков" было полностью уничтожено вместе со всем архивом, и мой прадед аж до 1956 года "повис в воздухе" в качестве предателя»[68]. Умер генерал С.Г. Улагай 29 апреля 1944 г. в Марселе, где и был погребён. 22 января 1949 г. его прах, после отпевания отцом Борисом (Старком), (сыном знаменитого адмирала героя Цусимского сражения и Моонзундской морской операции Г.К. Старка) был перезахоронен на кладбище Сент-Женевьев-де-Буа, под Парижем. На его могиле высечены слова: «Вечная слава Русскому Воину». Могила сохранилась до наших дней. В своей статье написанной в 2002 г. «Георгиевские кавалеры – кавказцы на службе в кубанских казачьих частях» кубанский архивариус В.И. Шкуро приводит довольно интересные данные об С.Г. Улагае в эмиграции и об его могиле, позволю себе процитировать: «Умер он во Франции. А вот дата смерти в разных источниках называется разная. В "Казачьем словаре-справочнике - 29 апреля 1946 г., С.В. Волков называет дату 20 марта 1947 г. А вот Владимир Лобьщин называет другую дату - 1944 г. И умер он не в Марселе, а в Ницце. В своей литературно-публицистической экскурсии по русскому некрополю под Парижем он пишет: "Еще одна скромная могила заставляет с грустью обратить на нее внимание: генерал-лейтенант Сергей Георгиевич Улагай (1876-1944 гг.), чей прах был перенесен на Сент-Женевьев в 1948 г., после отпевания отцом Борисом (Старком) нашел здесь последний приют. Кубанский казак Улагай. "отличный кавалерийский начальник, разбирающийся в обстановке, смелый и решительный, он во главе казачьей конницы мог творить чудеса", - отзывался о нем П.Н. Врангель. Сейчас незаметная могила генерала С.Г. Улагая под высоким деревом стоит запущенной: фарфоровое изображение Георгиевского креста (ордена) с надгробья исчезло, а голубые цветы на жесткой земле уже самосев. За ней некому больше ухаживать, и, возможно, могила с надписью "Вечная слава Русскому воину" скоро исчезнет ... " Это писалось 8 лет назад. А после этого там прошел ледяной ураган, фактически уничтоживший кладбище. Известно, что в Сан-Франциско живет внучка Капулета Улагая, родственника Сергея Георгиевича. Но она далеко и бедна: сама ходит по выходным на благотворительные обеды (информация Д.И. Степанченко) Что-то надо делать. Ведь при всех предвзятостях, это имя - гордость России». Известно что во время одного из визитов президента В.В. Путина во Францию в 2000 – х гг. было оговорено что российское правительство берёт на себя финансирование ухода за могилами российских эмигрантов. Однако на фотографии могилы сделанной в конце апреля 2011 г. и предоставленной автору историком И.Л. Бабич следы постепенного разрушения на лицо. Но судя по лампадке и скромным цветам у могилы, есть люди, которые помнят о ней и об С.Г. Улагае…
Игорь Ластунов: выполненный в стиле модерн, расположен в центральной, исторической, тихой и красивой части города, был построен в период 1906-1910 гг. В 2009 г. дом был капитально отреставрирован. Сейчас там находится одно из нескольких правлений Кубанского казачьего войска. Память о С.Г. Улагае «увековечена» и в США. 10 декабря 1974 г. казаки Донской станицы имени атамана Платова в городе Патерсон, штат Нью-Джерси, установили памятную плиту «Об упокоении казачьих атаманов и вождей» где в числе прочих героев казачества была высечена фамилия С.Г. Улагая… Уже в наше время донской художник Александр Щебуняев из станицы Вёшенской, написал портрет генерал-лейтенанта С.Г. Улагая. Хотелось бы коснутся вопроса связанного с воспоминаниями С.Г. Улагая «Воспоминания казачьего офицера 1912 – 1918 гг.» которые были написаны им в эмиграции в первой половине 1940 – х гг.. В них он вспоминал о своём участии и участии кубанских казаков и в боевой службе в годы Первой мировой войны 1914 – 1918 гг. После его смерти в 1944 г. воспоминания оказались в личном фонде и на хранении бывшего генерал-майора и хранителя Кубанских войсковых регалий Вячеслава Григорьевича Науменко. Частично он публиковал их в своем «Кубанском историческом и литературном сборнике» в номерах 18, 19, 20 и 21 в 1962 – 1968 гг. Так же Вячеслав Григорьевич намеревался издать воспоминания С.Г. Улагая отдельной книгой, что, к сожалению не удалось. После передачи Кубанских войсковых регалий, а так же многих личных архивов В.Г. Науменко в начале и середине 2000 – х гг. на родную Кубанскую землю, воспоминания С.Г. Улагая стали хранится в Государственном архиве Краснодарского края. Их передала на Кубань дочь В.Г. Науменко Наталья Вячеславовна Науменко (Назаренко), возможно, что в ближайшее время они будут изданы. В читальном зале Государственного архива Краснодарского края есть даже специальный стенд «Документальные богатства Государственного архива Краснодарского края» где воспоминаниям С.Г. Улагая отведён уголок с копией первой страницы его рукописных воспоминаний и его фотографией. Ввод в научный оборот такого интересного источника смог бы пролить свет на многие факты. Как например, о жизни самого С.Г. Улагая так и об участии его и кубанских казаков в Первой мировой войне 1914 – 1918 гг. тем более это актуально в связи с приближающейся 100-летней годовщиной начала Первой мировой войны. ЗАКЛЮЧЕНИЕ. И по сей день прах славного сына Кубани находится на далёкой французской земле. Не настало ли время подумать нам о перезахоронении праха славного генерала С.Г. Улагая, героя двух войн, на родной для него Кубанской земле? Не пришло ли время назвать в честь генерала одну из улиц Екатеринодара? Если сейчас на Кубани так много говорят о «возрождении казачества», то нужно понимать что внешнее возрождение с только внешними атрибутами, формой и парадами, должно идти в ногу с возрождением духовным, уходом за старыми могилами, памятниками, увековечиванием памяти о таких знаменитых кубанских казаках каким был С.Г. Улагай. Словом, делать всё то, что образует традиции почитания и уважения к героям прошлых эпох, чем было очень сильно Дореволюционное казачество. Актуальным так же представляется более подробное изучение жизни генерал-лейтенанта С.Г. Улагая, восполнение пробелов и белых пятен в его биографии, его рода, в их службе на благо России. Это как никогда актуально сейчас. В наше время многие враждебные силы как внутри, так и за пределами России заинтересованные в глобализации мира, стирании национальных границ и в интересах «золотого миллиарда» пытаются расколоть Россию изнутри. События последних лет наглядно показывают нам примеры этого в межнациональной ситуации в России. Эти третейские силы хотят толкнуть как русских, так и народы Кавказа из одной крайности в другую, из крайности искусственно создаваемого подконтрольного «национализма» с его идеей создания чуть не отдельной «Московии», другая крайность, это крайность отдельных политиков и правозащитников обвинять во всём лишь русских и призывать к пресловутой «толерантности». Жизнь и судьба не только С.Г. Улагая но и всего рода Улагаев, это пример как не перетекать из одной крайности в другую. Речь конечно же о традиции служения горцев Северного Кавказа России. Россия до 1917 г. не была тюрьмой народов, Российская Империя проводила вполне спокойную и взвешенную национальную политику не уходя в крайности. Если мы говорим о примирении и толерантности, то они не могут быть односторонними. Часто вспоминая скажем о выселении черкесов в Турцию, или о выселении чеченцев и ингушей в 1944 г. в Казахстан, часто забывают что народ русский пережил в XX веке ужасные катастрофы не меньшие чем иные народы России. Почему, например не вспоминают об уничтожении и депортации Терских казаков из Чечни и Ингушетии в 20 – х гг. XX в.? Или о страшном голоде на Кубани 20 – 30 – х. гг.? А может не русскому народу приносить покаяние за всё зло сотворённое всем народам бывшей Российской Империи после катастрофы 1917 г. а большевистской власти, что целенаправленно стравливала русских и горцев, и наоборот, и проводила такую национальную политику, плоды которой мы пожинаем и поныне? Славяне и русы упоминаются на Кавказе уже в VII – VIII вв. а затем и в эпоху Тмутараканского княжества, и не может быть у русских и черкесов другого пути кроме как пути консолидации во имя сохранения своих самобытных культур, традиций, вер. Но мы должны вспоминать не только плохое, что было в нашей истории, но и то хорошее что мы знаем. Жизнь и служба генерал-лейтенанта Сергея Георгиевича Улагая яркий пример того где мы могли бы найти одну из множества точек опор и взаимодружбы. И не только на его примере, но и на примере всех представителей славного рода Улагаев которые служили России, это кроме вышеозначенных Улагаев и такие Улагаи как Тавшуко Пшемафович и Улагай Цехадюк, вечная им память! Екатеринодар – Кореновск, Кубань. 18 января – 24 апреля 2012 г. Примечания: 1. Казаков А.В. Адыги (черкесы) на российской военной службе. Воеводы и офицеры середина XVI – начало XX в. Нальчик, 2006. С. – 257. 2. Там же. 3. Там же. 4. Казаков А.В. Улагаи на Балканах // Голос Адыга (официальный сайт) URL: http://www.adygvoice.ru/newsview.php?uid=1188 (дата обращения: 2.04.2012). 5. ГАКК. Ф. 574. ОП. 1 Д. 597. Л.26. 6. Шкуро В.И. Георгиевские кавалеры – кавказцы на службе в кубанских казачьих частях. Материалы научно практической конференции «Дворяне Северного Кавказа в историко-культурном и экономическом развитии региона». Краснодар, 2002. С. – 149. 7. Михайловский Воронежский кадетский корпус. Википедия. [Электронный ресурс] // Режим доступа: http://ru.wikipedia.org/wiki/Воронежский_кадетский_корпус_имени_Великого_князя_Михаила_Павловича (дата обращения 24.04.2012). 8. ГАКК. Ф.396. ОП.1. Д. 8599. Л. 72. 9. Там же. Л.67. 10. Там же. Л. 116. 11. Клюшкин А.А. Действия терско-кубанского полка в русско-японской войне 1904–1905 гг. // Кубанское казачье войско URL: http://www.slavakubani.ru/read.php?id=1340 (дата обращения 2.04.2012). 12. ГАКК. Ф. 396. ОП. 2 Д. 753. Л. 3-4. 13. Русско-японская война. Война с Японией. Телеграммы с фронта май 1904 г. [Электронный ресурс] // Режим доступа: http://www.samoupravlenie.ru/34-13.php (дата обращения 6.02.2012). 14. ГАКК. Ф. 396. ОП. 2. Д. 814. Л.Л. 62 – 63. 15. ГАКК. Ф. 396. ОП. 2. Д. 753. Л.Л. 3-4. 16. ГАКК. Ф. 396. ОП. 2. Д. 765. Л.Л. 38-39. 17. Там же. 18. ГАКК. Ф. 396. ОП. 2. Д. 814. Л.Л. 62 – 63. 19. Казаков А.В. Улагаи на Балканах // Голос Адыга (официальный сайт) URL: http://www.adygvoice.ru/newsview.php?uid=1188 (дата обращения: 2.04.2012). 20. Краснов П.Н. Воспоминания о Русской Императорской Армии. М., 2006. С. – 447. 21. Краснов П.Н. Указ. соч. С. – 446 – 447. 22. Науменко В.Г. Кубанский исторический и литературный сборник. №20 Блаувелт США, 1964 . С. - 24. 23. Там же. С. – 27. 24. Науменко В.Г. Кубанский исторический и литературный сборник. №21 Блаувелт США, 1968. С. – 21. 25. Там же. №20 1964. С. – 25 – 26. 26. Науменко В.Г. Кубанский исторический и литературный сборник. №21 Блаувелт США. С. – 27 – 28. 27. Стрелянов (Кулабухов) П.Н Кубанские офицеры в Луцком прорыве и летнем наступлении Юго-западного фронта 1916 г. Кубанский сборник II (27) Краснодар, 2007. С. – 209. 28. Об адыгах (черкесах) – кавалерах Георгиевских наград: Новости КБР [Электронный ресурс] // Режим доступа: http://www.sk-news.ru/news/analitik/7142/ (дата обращения 6.02.2012). 29. Краснов П.Н. Указ. соч. С. – 10. 30. Стрелянов (Кулабухов) П.Н Кубанские офицеры в Луцком прорыве и летнем наступлении Юго-западного фронта 1916 г. Кубанский сборник II (27) Краснодар, 2007. С. – 209. 31. Бузун Ю.Г. Участие Кубанских казачьих подразделений в Первой мировой войне. Диссертация на соискание учёной степени кандидата исторических наук. Краснодар. 1999. С. – 137. 32. ГАКК. Ф. 396. ОП. 5. Д.30. Л.157. 33. Там же. Л. 5. 34. Бузун Ю.Г. Указ. соч. С. – 139. 35. Шкуро В.И. Георгиевские кавалеры – кавказцы на службе в кубанских казачьих частях. Материалы научно практической конференции «Дворяне Северного Кавказа в историко-культурном и экономическом развитии региона». Краснодар, 2002. С. – 150. 36. ГАКК. Ф. 396. ОП. 1. Д. 11093. Л.9. 37. ГАКК. Ф. 396. ОП. 5. Д.30. Л. 52. 38. Там же. Л.Л. 22 – 23. 39. Науменко В.Г. Кубанский исторический и литературный сборник. №19 Блаувелт США, 1963 . С. – 26. 40. Октябрьская революция: Мемуары (Революция и гражданская война в описаниях белогвардейцев). М., 1991. С. – 2. 41. Октябрьская революция: Мемуары (Революция и гражданская война в описаниях белогвардейцев). М., 1991. С. – 4. 42. ГАКК. Ф.396. ОП. 5. Д.15. Ч.2 Л. 410. 43. ГАКК. Ф. 396. ОП. 5 Д. 15. Ч.2. Л.533. 44. Филимонов А.П. Кубанцы (1917 – 1918 гг.) [Электронный ресурс] // Режим доступа: http://militera.lib.ru/memo/russian/filimonov_ap/01.html / (дата обращения 24.04.2012). 45. Трут В.П. Дорогой славы и утрат. Казачьи войска в период войн и революций. М., 2003. С. – 156. 46. Филимонов А.П. Кубанцы (1917 – 1918 гг.) [Электронный ресурс] // Режим доступа: http://militera.lib.ru/memo/russian/filimonov_ap/01.html / (дата обращения 24.04.2012). 47. Военная литература – [мемуары] - Богаевский, Африкан Петрович Ледяной поход. Воспоминания 1918 г. [Электронный ресурс] // Режим доступа: http://militera.lib.ru/memo/russian/bogaevsky_ap/02.html (дата обращения 6.02.2012). 48. Врангель П.Н. Записки. М. 1992. 49. Казаков А.В. Улагаи на Балканах // Голос Адыга (официальный сайт) URL: http://www.adygvoice.ru/newsview.php?uid=1188 (дата обращения: 2.04.2012). 50. Врангель П.Н. Записки. М., 1992. 51. Елисеев Ф.И. Лабинцы. Побег из красной России. М., 2006. С. – 61. 52. Елиссев Ф.И. Указ. соч. С. – 125 - 127 53. Корсакова Н.А. Дневники атамана В.Г. Науменко, как источник по истории Гражданской войны и взаимоотношение кубанского казачества с генералом П.Н.Врангелем [Электронный ресурс] // Режим доступа: http://www.slavakubani.ru/read.php?id=1764 (дата обращения 24.04.2012). 54. Врангель П.Н. Записки. М., 1992. 55. Елисеев Ф.И. Лабинцы. Побег из красной России. М., 2006. С. – 274. 56. Шкуро В.И. Георгиевские кавалеры – кавказцы на службе в кубанских казачьих частях. Материалы научно практической конференции «Дворяне Северного Кавказа в историко-культурном и экономическом развитии региона». Краснодар, 2002. С. – 151. 57. 25 июня этот день в истории казачества – Хроника казачества – каталог документов – казачий центр. [Электронный ресурс] // Режим доступа: http://kazak-center.ru/load/71-1-0-303 (дата обращения 6.02.2012). 58. Генерал Улагай Сергей Георгиевич (1875 - 1944) Национальной возрождение России. [Электронный ресурс] // Режим доступа: http://www.vojnik.org/personnel/generals/1 (дата обращения 6.02.2012). 59. Врангель П.Н. Записки. М., 1992. 60. Об адыгах (черкесах) – кавалерах Георгиевских наград: Новости КБР [Электронный ресурс] // Режим доступа: http://www.sk-news.ru/news/analitik/7142/ (дата обращения 6.02.2012). 61. Корсакова Н.А. Дневники атамана В.Г. Науменко, как источник по истории Гражданской войны и взаимоотношение кубанского казачества с генералом П.Н.Врангелем [Электронный ресурс] // Режим доступа: http://www.slavakubani.ru/read.php?id=1764 (дата обращения 24.04.2012). 62. Русская военная эмиграция 20-40 годов. Документы и материалы. М., 1998 г. 63. Там же. 64. Елисеев Ф.И. Джигитовка казаков по белу свету. М., 2006. С. - 38-39. 65. Улагай Сергей Георгиевич – БСЭ – Яндекс. Словари. [Электронный ресурс] // Режим доступа: http://slovari.yandex.ru/~книги/БСЭ/УлагайСергейГеоргиевич/ (дата обращения 6.02.2012). 66. Казаков А.В. Адыги (черкесы) на российской военной службе. Воеводы и офицеры середина XVI – начало XX в. Нальчик, 2006. С. – 258. 67. Улагай Сергей Георгиевич – Википедия. [Электронный ресурс] // Режим доступа: http://ru.wikipedia.org/wiki/,_ (дата обращения 6.02.2012). 68. Ташкентский историк, потомок белогвардейского генерала написал книгу о династии Романовых [Электронный ресурс] // Режим доступа: http://www.fergananews.com/article.php?id=4259 (дата обращения 24.04.2012).
Игорь Ластунов: Куприн А.И. Троцкий. Характеристика.Помню, пришлось мне в прошлом году, в середине июня, заночевать у одного знакомого на Аптекарском острове. Была полоса белых петербургских ночей, в которые, кажется, никому не спится. В бессонном томлении бродил я по большому кабинету, где мне было постлано, перебирал заглавия книг на полках, разглядывал фотографии на стенах. Большой поясной портрет Троцкого привлек мое внимание. Около него была укреплена на стенном подвижном кронштейне электрическая лампочка с боковым рефлектором. Я зажег ее и стал долго и пристально всматриваться в это лицо, в котором так странно и противоречиво совмещены крайняя расовая типичность с необыкновенно резко выраженной индивидуальностью. Я и раньше много раз видал мимоходом этот портрет в окнах эстампных магазинов, и каждый раз он оставлял во мне на некоторое время летучее, смутное, почти бессознательное чувство раздражения и неловкости, какое бывает у каждого, кто на людной улице увидел на мгновение, машинально, что-нибудь отталкивающее и тотчас же позабыл о нем, но через несколько секунд нашел внутри себя беспричинный осадок недовольства и спрашивает свою память: «Что это со мною только что случилось? Откуда во мне эта беспокойная тревога? Ах, да! Портрет!» Но в ту ночь у меня было много времени. Я глядел неотрывно в это лицо, стараясь вникнуть, как бы войти в него и представить себе: ЧТО может думать и ощущать этот человек? Широкий, нависший лоб с выдвинутым вперед верхом и над ним путаное, высоко вздыбленное руно, глаза из-под стекол злобно скошены; брови сатанически вздернуты кверху, и между ними из глубокой впадины решительной прямой и высокой чертой выступает нос, который на самом конце загибается резким крючком, как клювы птиц-стервятников; ноздри расширены, круто вырезаны и открыты; энергичные губы так плотно сжаты, что под ними угадываешь стиснутые челюсти и напряженные скулы; широкий, сильный, но не длинный подбородок; острая тонкая бородка дополняет мефистофельский характер лица. Но самое главное — это какое-то трудноописуемое выражение в рисунке верхней губы и в складках, идущих от носа вниз к углам губ. Невольно кажется, что этот человек только что нанюхался какой-нибудь страшной гадости, вроде аса-фетиды, и никак не может отвязаться от отвратительного запаха. Это выражение гневной брезгливости я видал, как привычное, у закоренелых кокаинистов и у тех сумасшедших, которые, страдая манией преследования, постоянно нюхают всякую еду, и питье, и все предметы домашнего обихода, подозревая в них скрытую отраву. И я настолько долго вникал в этот портрет, что меня, наконец, охватил темный, первобытный, стихийный ужас. Видали ли вы когда-нибудь под микроскопом голову муравья, паука, клеща, блохи или москита, с их чудовищными жевательными, кровососными, колющими, пилящими и режущими, аппаратами? Почувствовали ли вы сверхъестественную, уродливую злобность, угадываемую в том хаосе, который можно назвать их «лицами»? А если вы это видели и почувствовали, то не приходила ли вам в голову дикая мысль: «А что если бы это ужасное и так чрезмерно вооруженное для кровопролития существо было ростом с человека и обладало в полной мере человеческим разумом и волею?» Если была у вас такая мысль, то вы поймете мой тогдашний ночной страх — тоскливый и жуткий. Я безошибочно понял, что весь этот человек состоит исключительно из неутолимой злобы и что он всегда горит ничем не угасимой жаждой крови. Может быть, в нем есть и кое-какие другие душевные качества: властолюбие, гордость, сладострастие и еще что-нибудь — но все они захлестнуты, подавлены, потоплены клокочущей лавой органической, бешеной злобы. «Таким человек не может родиться, — подумал я тогда. — Это какая-то тяжкая, глубокая, исключительная и неизлечимая болезнь. Фотография, вообще, мало говорит. Но несомненно, что у живого Троцкого должна быть кожа на лице сухая, с темно-желтоватым оттенком, а белки глаз обволочены желтой желчной слизью». Впоследствии, из показаний людей, видевших Троцкого часто и близко, я убедился в верности моих предположений. Я не ошибся также, угадав, что ему непременно должна быть свойственна нервная привычка — теребить и ковырять нос в те минуты, когда он теряет контроль над своей внешностью. Я узнал также и то, о чем раньше не догадывался: в детстве Троцкий был подвержен, хотя и в слабой степени, эпилептическим припадкам. Среди всех народов, во все времена, существовало убеждение, что иногда отдельные люди, — правда, очень редкие, — заболевали странной, гадкой и ужасной болезнью: подкожными паразитами, которые, будто бы, размножаясь в теле больного и прорывая себе внутренние ходы между его мясом и внешними покровами, причиняют ему вечный нестерпимый зуд, доводящий его до исступления, до бешенства. Молва всегда охотно приписывала эту омерзительную болезнь самым жестоким, самым прославленным за свою свирепость тиранам. Так, по преданию, ею страдали Дионисий Сиракузский, Нерон, Диоклетиан, Аттила, Филипп II, у нас — Иоанн Грозный, Шешковский, Аракчеев и Муравьев-Виленский. У Некрасова в одном из его последних полуфельетонных стихотворений мне помнится одна строчка, относящаяся к памяти близких ему по времени устрашителей: Их заели подкожные вши. Современная медицина знает эту болезнь по симптомам, но сомневается в ее причине. Она полагает, что иногда, изредка, бывают случаи такого крайнего раздражения нервных путей и их тончайших разветвлений, которое вызывает у больного во всем его теле беспрерывное ощущение пламенного зуда, лишающее его сна и аппетита и доводящее его до злобного человеконенавистничества. Что же касается до бессмертных деспотов, то тут интересен один вопрос: что за чем следовало — эта ли жгучая, мучительная болезнь влекла за собою безумие, кровопролитие, грандиозные поджоги и яростное надругательство над человечеством, или, наоборот, все безграничные возможности человеческой власти, использованные жадно и нетерпеливо, доводили организм венчанных и случайных владык до крайнего возбуждения и расстройства, до кровавой скуки, до неистовствующей импотенции, до кошмарной изобретательности в упоении своим господством? Если не этой самой болезнью, то какой-то родственной ее формой, несомненно, одержим Троцкий. Его лицо, его деятельность, его речи — утверждают это предположение. Слепой случай вышвырнул его на самый верх того мутно-грязного, кровавого девятого вала, который перекатывается сейчас через Россию, дробя в щепы ее громоздкое строение. Не будь этого — Троцкий прошел бы свое земное поприще незаметной, но, конечно, очень неприятной для окружающих тенью: был бы он придирчивым и грубым фармацевтом в захолустной аптеке, вечной причиной раздоров, всегда воспаленной язвой в политической партии, прескверным семьянином, учитывающим в копейках жену. Говоря откровенно, до нынешних дней ему ничего не удавалось. В революции 1905-1906 годов он принимал самое незначительное участие. Рабочие тогда еще чуждались интеллигентов и их непонятных слов. Гапон был на несколько минут любимцем и настоящим вождем. К осторожным, умным и добрым советам Горького прислушивались благодаря его громадной популярности. Кое-какое значение имел Рутенберг. Остальных молодых людей в очках стаскивали за фалды с эстрад и выпроваживали на улицу. В заграничной, тогда еще подпольной работе Троцкий также не выдвигался вперед. Он отличался неустойчивостью мнений и всегда вилял между партиями и направлениями. В полемических статьях того времени Ленин откровенно называет его лакеем и человеком небрезгливым в средствах. Служил ли он тайно в охранке? Этот слух прошел сравнительно недавно. Я не то что не верю ему (бесспорно, могло быть и так), но просто не придаю этому никакого значения. Ложь, предательство, убийство, клевета — все это слишком мелкие, третьестепенные черты в общем, главном характере этого замечательного человека. Просто: подступил ему к горлу очередной комок желчи и крови, но не было под рукой возможности изблевать его устно, печатно или действенно — вот Троцкий и пошел для облегчения души к Рачковскому. Да ведь этому обвинению — будь оно даже справедливо — никто из его товарищей не придаст никакого значения. Мало ли что человек революционной идеи может и обязан сделать ради партийных целей? И время ли теперь копаться в дрязгах допотопного прошлого? Но Судьбе было угодно на несколько секунд выпустить из своих рук те сложные нити, которые управляли мыслями и делами человечества, — и вот — уродливое ничтожество Троцкий наступил ногой на голову распростертой великой страны. Случилось так, что большевистская революция нашла себе в лице Троцкого самого яркого выразителя. В то же время она явилась для разрушительных способностей Троцкого той питательной средой, тем бульоном из травы агар-агар, в которой бактериологи помещают зловредные микробы, чтобы получить из них самую обильную разводку. Таким образом, фигурка, едва видимая невооруженным глазом, приняла исполинские, устрашающие размеры. Влияние Троцкого на советские массы не только громадно, но и чрезвычайно легко объяснимо. Вся страна находится теперь в руках людей, из которых малая часть искренно смешала власть с произволом, твердость с жестокостью, революционный долг с истязательством и расстрелами, между тем как темная толпа нашла неограниченный простор для удовлетворения своих звериных необузданных инстинктов. В их глазах Троцкий — не только наглядное оправдание, высокий пример, точка опоры — о, гораздо больше! — он герой и властелин их воображения, полубог, мрачный и кровавый идол, требующий жертв и поклонения. Его появление на трибуне встречается восторженным ревом. Каждая эффектная фраза вызывает ураган, сотрясающий окна. По окончании митингов его выносят на руках. Женщины — всегдашние рабыни людей эстрады — окружают его истерической влюбленностью, тем самым сумасбродным обожанием, которое заставляет половых психопаток Парижа в дни, предшествующие громким казням, заваливать письменными любовными признаниями как знаменитого преступника, так и monsieur Дейблера, носящего громкий титул — Maitre de Paris 1). Я не шутя говорю, что не было бы ничего удивительного в том, если бы в один прекрасный день Троцкий провозгласил себя неограниченным диктатором, а может быть, и монархом великой страны всяких возможностей. Еще менее удивил бы меня временный успех этой затеи. Рассказывают, что однажды к Троцкому явилась еврейская делегация, состоявшая из самых древних, почтенных и мудрых старцев. Они красноречиво, как умеют только очень умные евреи, убеждали его свернуть с пути крови и насилия, доказывая цифрами и словами, что избранный народ более всего страдает от политики террора. Троцкий нетерпеливо выслушал их, но ответ его был столь же короток, как и сух: — Вы обратились не по адресу. Частный еврейский вопрос совершенно меня не интересует. Я не еврей, а интернационалист. И однако он сам глубоко ошибся, отрекшись от еврейства. Он более еврей, чем глубокочтимый и прославленный цадик из Шполы. Скажу резче: в силу таинственного закона атавизма характер его заключает в себе настоящие библейские черты. Если верить в переселение душ, то можно поверить в то, что его душа носила телесную оболочку несколько тысячелетий тому назад, в страшные времена Сеннахерима, Навуходоносора или Сурбанапала. Обратите внимание на его приказы и речи. «Испепелить...», «Разрушить до основания и разбросать камни...», «Предать смерти до третьего поколения...», «Залить кровью и свинцом...», «Обескровить...», «Додушить...». В молниеносных кровавых расправах он являет лик истинного восточного деспота. Когда под Москвой к нему явились выборные от его специального отряда матросов-телохранителей с каким-то заносчивым требованием, он собственноручно застрелил троих и тотчас же велел расстрелять всю сотню. Отрывком из клинообразных надписей представляется мне приказание Троцкого о поимке одного его врага, притом врага более личного, чем политического: «Взять живым или мертвым, а для доказательства представить мне его голову. Исполнителю — сто пятьдесят тысяч рублей». Наконец, пламенная его энергия и железная настойчивость суть чисто еврейская народная черта. Нам, русским, пришлось недавно поневоле испытать все прелести паспортной системы, черты оседлости и права жительства. Еврей знал их еще в те времена, когда наши предки ходили на четвереньках. Выносливость, жизнеспособность и неутомимость помогли ему преодолеть не только эти стеснительные путы, но выйти живым из всяких пленений, гонений и массовых аутодафе, сохранив расовый облик, древнюю религию и национальный характер. Троцкий не умен в обширном и глубоком смысле. Но ум у него цепкий, хваткий, находчивый, легко усвояющий, фаршированный пестрыми знаниями. Стоит только припомнить его изречения — все они украдены без ссылки на источники. Словечко о гильотине, которая «укорачивает человека на голову», принадлежит одному из якобинцев. Потребовав 50000 буржуазных голов, Троцкий только прибавил два нуля к счету Марата. Мимоходом он «усвояет» у Наполеона, Бисмарка, Мольтке и даже у Драгомирова. Еще не выработав посадки на Красном Коне, он уже овладел техническими и бытовыми военными терминами. Он не творец, а насильственный организатор организаторов. У него нет гения, но есть воля, посыл, постоянная пружинность. У него темперамент меделяна, дрессированного на злобность. Когда такому псу прикажут «бери!» — он кидается на медведя и хватает его «по месту» за горло. Так, отчасти, рассматривает Троцкого Ленин. Но пусть кремлевский владыка не забывает, что эта порода крайне мстительна и злопамятна. Бывали случаи, что меделян хватал «по месту» не медведя, а своего хозяина, наказавшего его накануне. А этот однажды уже огрызнулся. Впрочем, и у Троцкого есть свой меделян. Примечания: 1) Хозяин Парижа (фр.). 1920 г. Печатается по кн.: Александр Куприн. Хроника событий. Глазами белого офицера, писателя, журналиста. 1919-1934. М., 2006. сс. 131-136.
Игорь Ластунов: Александр Иванович Куприн. Ленин. Моментальная фотография --------------------------------------------------------------- Год: 1921 Источник: сборник "Голос оттуда".Москва, изд. "Согласие", 1999. OCR'ил: Николай Мацков. --------------------------------------------------------------- В первый и, вероятно, последний раз за всю мою жизнь я пошел к человеку с единственной целью -- поглядеть на него: до этого я всегда в интересных знакомствах и встречах полагался на милость случая. Дело, которое у меня было к самодержцу всероссийскому, не стоило ломаного гроша. Я тогда затеивал народную газету -- не только беспартийную, но даже такую, в которой не было бы и намека на политику, внутреннюю и внешнюю. Горький в Петербурге сочувственно отнесся к моей мысли, но заранее предсказал неудачу. Каменев в Москве убеждал меня, для успеха дела, непременно ввести в газету полемику. "Вы можете хоть ругать нас", -- сказал он весело. Но я подумал про себя: "Спасибо! Мы знаем, что в один прекрасный день эта непринужденная полемика может окончиться дискуссией на Лубянке, в здании ЧК", -- и отказался от любезного совета. Я и сам переставал верить в успех моего дикого предприятия, но воспользовался им как предлогом. Свидание состоялось необыкновенно легко. Я позвонил по телефону секретарю Ленина, г-же Фотиевой, прося узнать, когда Владимир Ильич может принять меня. Она справилась и ответила: "Завтра товарищ Ленин будет ждать вас у себя в Кремле к девяти часам утра". Надо было заручиться удостоверением личности от какой-нибудь организации. Мне его охотно дали в Комиссии по ликвидации армии Южного фронта. (Все это происходило в начале 1919 года.) С ним я и отправился утром в Кремль. За мной, как за лоцманским судном, увязался один молодой московский поэт. Он составил какой-то календарь для красноармейского солдата и в этом изданьице, между прочим, высказал замечательную сентенцию: "Красный воин не должен быть бабой". Жена Ленина, г-жа Крупская, обиделась за женский коллектив и в "Московской правде" отчитала поэта. "У автора старорежимные представления о женщинах. Те женщины, которых выдвинула в первые красные ряды великая русская революция, ничем не уступают ее самым смелым и пламенным борцам-мужчинам". Поэт испугался и шел оправдываться. Для этого он держал под мышкой целую стопку каких-то прежних брошюрок. В проходе башни Кутафьи мы предъявили наши бумаги солдатскому караулу. Здесь нам сказали, что тов. Ленин живет в комендантском крыле, и указали вход в канцелярию. Оттуда по каменной, грязной, пахнувшей кошками лестнице мы поднялись на третий этаж в приемную -- жалкую, пустую, полутемную, с непромытыми окнами, с деревянными скамейками по стенам, с единственным хромым столом в углу. Из большой двери, обитой черной рваной клеенкой, показалась барышня -- бледнолицая, с блекло-голубыми глазами, спросила фамилию и скрылась. Надо сказать, нигде нас не обыскивали. Ждали мы недолго, минуты три. Та же клеенчатая Дверь слегка приоткрылась, и из нее наполовину высунулся рослый серьезный человек в поношенном пиджаке поверх черной косоворотки. Лицо у него было какого-то жесткого, желтого, дубового вида, черные, круглые, упорные глаза без ресниц, маленькие черные усы, холодное, враждебное и лениво-уверенное спокойствие в фигуре и движениях. Подобного вида внушительных мужчин можно было видеть в качестве ночных швейцаров в самых подозрительных гостиницах на окраинах Киева, Одессы или Варшавы. Идите, -- сказал он и пропустил нас по очереди, оставляя между собой и дверью такую узкую щель, что я поневоле прикоснулся к нему. Мне кажется, будь у меня в эту минуту с собой револьвер, он сам собою, повинуясь магнитной силе этих черных глаз, выскочил бы из кармана. В эту дверь, налево. Просторный и такой же мрачный и пустой, как передняя, в темных обоях кабинет. Три черных кожаных кресла и огромный письменный стол, на котором соблюден чрезвычайный порядок. Из-за стола подымается Ленин и делает навстречу несколько шагов. У него странная походка: он так переваливается с боку на бок, как будто хромает на обе ноги; так ходят кривоногие, прирожденные всадники. В то же время во всех его движениях есть что-то "облическое", что-то крабье. Но эта наружная неуклюжесть не неприятна: такая же согласованная, ловкая неуклюжесть чувствуется в движениях некоторых зверей, например медведей и слонов. Он маленького роста, широкоплеч и сухощав. На нем скромный темно-синий костюм, очень опрятный, но не щегольской; белый отложной мягкий воротничок, темный, узкий, длинный галстух. И весь он сразу производит впечатление телесной чистоты, свежести и, по-видимому, замечательного равновесия в сне и аппетите. Он указывает на кресло, просит садиться, спрашивает, в чем дело. Разговор наш очень краток. Я говорю, что мне известно, как ему дорого время, и поэтому не буду утруждать его чтением проспекта будущей газеты; он сам пробежит его на досуге и скажет свое мнение. Но он все-таки наскоро перебрасывает листки рукописи, низко склоняясь к ним головой. Спрашивает -- какой я фракции. Никакой, начинаю дело по личному почину. -- Так! -- говорит он и отодвигает листки. -- Я увижусь с Каменевым и переговорю с ним. Все это занимает минуты три-четыре. Но тут вступает поэт, который давно уже нетерпеливо двигал ногами под креслом. Я очень доволен тем, что остался в роли наблюдателя, и приглядываюсь, не давая этого чувствовать. Ни отталкивающего, ни величественного, ни глубокомысленного нет в наружности Ленина. Есть скуластость и разрез глаз вверх, но эти черточки не слишком монгольские; таких лиц очень много среди "русских американцев", расторопных выходцев из Любимовского уезда Ярославской губернии. Купол черепа обширен и высок, но далеко не так преувеличенно, как это выходит в фотографических ракурсах. Впрочем, на фотографиях удаются правдоподобно только английские министры, опереточные дивы и лошади. Ленин совсем лыс. Но остатки волос на висках, а также борода и усы до сих пор свидетельствуют, что в молодости он был отчаянно, огненно, красно-рыж. Об этом же говорят пурпурные родинки на его щеках, твердых, совсем молодых и таких румяных, как будто бы они только что вымыты холодной водой и крепко-накрепко вытерты. Какое великолепное здоровье! Разговаривая, он делает близко к лицу короткие, тыкающие жесты. Руки у него большие и очень неприятные: духовного выражения их мне так и не удалось поймать. Но на глаза его я засмотрелся. Другие такие глаза я увидел лишь один раз, гораздо позднее. От природы они узки; кроме того, у Ленина есть привычка щуриться, должно быть, вследствие скрываемой близорукости, и это, вместе с быстрыми взглядами исподлобья, придает им выражение минутной раскосости и, пожалуй, хитрости. Но не эта особенность меня поразила в них, а цвет их райков. Подыскивая сравнение к этому густо и ярко-оранжевому цвету, я раньше останавливался на зрелой ягоде шиповника. Но это сравнение не удовлетворяет меня. Лишь прошлым летом в парижском Зоологическом саду, увидев золото-красные глаза обезьяны-лемура, я сказал себе Удовлетворенно: "Вот, наконец-то я нашел цвет ленинских глаз!" Разница оказывалась только в том, что у лемура зрачки большие, беспокойные, а у Ленина они -- точно проколы, сделанные тоненькой иголкой, и из них точно выскакивают синие искры. Голос у него приятный, слишком мужественный для маленького роста и с тем сдержанным запасом силы, который неоценим для трибуны. Реплики в разговоре всегда носят иронический, снисходительный, пренебрежительный оттенок -- давняя привычка, приобретенная в бесчисленных словесных битвах. "Все, что ты скажешь, я заранее знаю и легко опровергну, как здание, возведенное из песка ребенком". Но это только манера, за нею полнейшее спокойствие, равнодушие ко всякой личности. Вот, кажется, и все. Самого главного, конечно, не скажешь; это всегда так же трудно, как описывать словами пейзаж, мелодию, запах. Я боялся, что мой поэт никогда не кончит говорить, и поэтому встал и откланялся. Поэту пришлось последовать моему примеру. Мрачный детина опять выпустил нас в щелочку. Тут я заметил, что у него через весь лоб, вплоть до конца правой скулы, идет косой багровый рубец, отчего нижнее веко правого глаза кажется вывороченным. Я подумал: "Этот по одному знаку может, как волкодав, кинуться человеку на грудь и зубами перегрызть горло". Ночью, уже в постели, без огня, я опять обратился памятью к Ленину, с необычайной ясностью вызвал его образ и... испугался. Мне показалось, что на мгновение я как будто бы вошел в него, почувствовал себя им. "В сущности, -- подумал я, -- этот человек, такой простой, вежливый и здоровый, гораздо страшнее Нерона, Тиберия, Иоанна Грозного. Те, при всем своем душевном уродстве, были все-таки людьми, доступными капризам дня и колебаниям характера. Этот же -- нечто вроде камня, вроде утеса, который оторвался от горного кряжа и стремительно катится вниз, уничтожая все на своем пути. И при том -- подумайте! -- камень, в силу какого-то волшебства -- мыслящий!. Нет у него ни чувства, ни желаний, ни инстинктов. Одна острая, сухая, непобедимая мысль: падая -- уничтожаю.
Игорь Ластунов: Сегодня 19 июля( 7-го июля по старому стилю) исполнилось бы 138 лет Сергею Леонидовичу Маркову. Он родился 07./19 июля 1878т года. Многие и я в том числе ,считают его одним из самых талантливых лидеров Белого движения. Если бы Марков остался жив в июне 1918, то октябре 1919 именно он вел бы полки доблестной Добровольческой армии на Москву. И он бы либо победоносно вошел в Москву, либо полег со своими чудо-орлами в под Москвой. Но никогда в отличии от Май-Маевского, не сидел бы в Харьковском тылу за сотни километров от фронта. Но увы судьба не дала шанса ему стать самым победоносным белогвардейцем. Марков мог бы стать новым русским Суворовым или Скобелевым!?
Игорь Ластунов: Выпил за вечную память Сергею Леонидовичу Маркову несколько рюмочек украинской водки "Хортица". Надеюсь "местные патриоты" не сочтут меня "предателем интересов" России.
Игорь Ластунов: Интересно при таком соотношении сил в октябре 1919 года Суворов или Скобелев смогли бы взять Москву???
Игорь Ластунов: Кстати Александр Васильевич Суворов при "штурме Измаила" минимум в два раза завысил число обороняющихся турок 35 тысяч(вместо максимум реальных 10-15 тысяч).плюс "уничтожил" 26 турок, в реальности не более 4- 6 тысяч. Вся "крепость"была невысокий земляной вал, со стороны Дуная укреплений не было вообще.
Игорь Ластунов: "уничтожил" 26 тысяч турок, что просто нереально. Городок Измаил очень маленький, он бы просто не смог вместить столько людей(это все равно 20 человек в телефонную будку).Кстати на современных фотографиях остатки "мощной крепости" выглядят удручающе( а была ли вообще эта "мощная крепость"???).
Игорь Ластунов: Сразу хочу оговориться. я очень уважительно отношусь к А.В.Суворову, но "штурм Измаила" это полная мистификация.
Запорожець-2: Игорь Ластунов пишет: Сразу хочу оговориться. я очень уважительно отношусь к А.В.Суворову, но "штурм Измаила" это полная мистификация. Кругом сплошное вранье, кому верить???
Запорожець-2: За Суворова трудно сказать, а Марков бы взял Москву, но удержал ли ее???
Игорь Ластунов: Если бы Юденич при помощи Маннергейма в это же время взял "красный Питер", то красным наверняка наступил бы каюк. Но увы Белые лидеры были слишком зашорены "идеалами"единой и неделимой. Они так и не поняли, что лучше потерять часть, чем все сразу и навсегда.
полная версия страницы