Форум » История » Русская военная эмиграция в Польше в начале 1920-х гг. и Б. В. Савинков » Ответить
Русская военная эмиграция в Польше в начале 1920-х гг. и Б. В. Савинков
Запорожець: Интернирование русских войск 18 октября 1920 г. вступило в силу перемирие, завершившее боевые действия советско-польской войны. Однако борьбу с Красной армией продолжили сформированные поляками в течение 1920 г. русские и украинские части. На территории Белорусского Полесья сражалась Русская народно-добровольческая армия генерал-майора С. Н. Булак-Балаховича (НДА), в Подольской губернии совместно с Украинской народной армией действовали отряды 3-й Русской армии генерал-майора Б. С. Пермикина. Обе эти армии были сформированы при участии Русского политического комитета в Польше (РПК) под руководством Б. В. Савинкова. В ноябре 1920 г. все эти соединения были разгромлены Красной армией и вынуждены были отступить на польскую территорию. 20—21 ноября 1920 г. части 3-й русской армии перешли советско-польскую демаркационную линию. По некоторым оценкам, их количество равнялось 8000—9000 человек. Между 29 ноября и 3 декабря то же самое сделали остатки НДА в количестве около 12 000 человек (по польским данным). После объявления об интернировании польские офицеры принимали по описи оружие и военное имущество и указывали направление дальнейшего движения, совершавшегося уже под конвоем вооруженных солдат. До середины декабря войска пребывали в сборных пунктах недалеко от границы, ожидая своей участи. Военнослужащие, многие из которых в свое время подверглись интернированию эстонцами в составе Северо-Западной армии, опасались, что ситуация может напомнить эксцессы, имевшие место в Прибалтике. Опасались и того, что командование ограбит военнослужащих. Поручик одного из полков 2-й дивизии 3-й армии Е. Шиманский указывал в своем письме, что «ликвидация» стала для нас синонимом слова «грабиловка». Поэтому русские генералы пытались воздействовать на Польшу и на союзников, желая избежать сидения за проволокой. 6 декабря генерал Пермикин написал об этом Савинкову. После этого РПК, который 15 декабря 1920 г. был переименован в Российский эвакуационный комитет (РЭК), возбудил через главу французской военной миссии в Польше генерала А. Нисселя ходатайство перед французским правительством о том, чтобы оно взяло на себя расходы по содержанию войск и потребовало от поляков, чтобы их не интернировали, а расселили по стране и трудоустроили. Среди документов польской разведки содержится информация о том, что первоначально польское руководство соглашалось конфинировать часть войск, то есть содержать войска без оружия, но в качестве военных частей с уплатой жалованья и солдатского пайка. Но в число подлежащих конфинированию входило только 5000 русских (а также 5000 украинцев), а остальных предполагалось интернировать. Савинков на заседании комиссии с участием министров иностранных дел и военного, заместителя министра финансов и начальника штаба польской армии заявил, что войска не согласятся на два режима содержания. Тогда было принято решение интернировать всю армию. Существовала надежда, что русские части еще могут понадобиться союзникам. Этому способствовал слух о том, что НДА будет использована для обеспечения порядка во время предполагавшегося плебисцита в Виленской области, захваченной поляками у Литвы. Но иллюзии оказались беспочвенными. Со второй половине декабря войска направляются в лагеря для интернированных, разбросанные по всей Польше. В связи с тем, что поляки не готовились к приему большой массы русских и украинских войск, бытовые условия в зимний период оказались далеко не оптимальными. Офицер артиллерии 3-й русской армии Е. Ковалев вспоминал, что первоначально рационы состояли из буханки хлеба, выдаваемой на четверых человек и банки мясных консервов на двоих. В лагере Щеперно, где разместилась часть военнослужащих НДА, в бараке для семейных люди спали на дощатом настиле над земляным полом. При этом перегородок между спальными местами не было, как не было и никакой мебели. Отсутствовали бани и прачечные. Раненые в госпиталях страдали не только от холода и плохого питания, но и от недостатка белья. Недостаток пищи вынуждал солдат «копаться в сорных ямах около кухни». Все это вызывало недовольство и озлобление людей. Дисциплина, и без того стоявшая на недостаточно высоком уровне, катастрофически падала. Например, в рождественскую ночь офицеры штаба 3-й русской армии устроили массовое пьянство, «сопровождавшееся недостойным офицера Русской Армии поведением и несуразным товарищеским отношением». В армии Балаховича престиж офицеров упал до нулевой отметки. 23 декабря доброволец Конопелько отказался идти на занятия, грязно обругал офицера и ударил его по лицу. 10 февраля младший унтер-офицер И. Вонскевич, вызванный к коменданту штаба для объяснения неблаговидного поступка, нагрубил ему и заявил, что он как поляк завтра покинет лагерь. Такому отношению к офицерам способствовало и то, что в отношениях между собой они позволяли себе доходить до рукоприкладства. Из приказа по гарнизону лагеря Щеперно от 28 декабря 1920 г. видно, что штабс-капитан Костин устроил драку с другим офицером, а полковник Стрижевский позволил себе учинить расправу над совершившим проступок штабс-капитаном Ивинским. Недостаток дисциплины сказывался и на поддержании чистоты в лагерях. В приказе по санитарной части отряда № 1 (бывшей НДА) констатируется, что «с наступлением оттепели около всех бараков стало так много грязи, что невозможно стало ходить. Грязь эту на ногах вносят в бараки, в которых появляется столько же грязи, сколько около бараков». В другом приказе строго запрещалось испражняться около бараков, из чего видно, что это было обычным явлением. Среди офицеров 3-й русской армии росло недовольство мизерным жалованьем. В течение трех месяцев кроме небольших авансов они ничего не получали. Такое же положение существовало в дивизии Яковлева, где денег не платили с 1 октября 1920 года. Недовольство едва не переросло в открытое возмущение, когда из регулярно распространявшейся в войсках газеты «Свобода» офицеры узнали, что на содержание войск выделены миллионные суммы. Капитан Гаврилов из 2-й дивизии 3-й армии уговаривал своих товарищей требовать образования офицерских собраний, которые выделили бы комиссии по расследованию злоупотреблений. Но после ареста Гаврилова и еще трех человек инициатива заглохла. Недовольство стало принимать антисавинковскую и антидемократическую форму. В инженерном батальоне НДА поручик И. Котов издавал в 10 экземплярах рукописный сатирический журнал «Пилюля». В третьем его номере была помещена сатира на Савинкова, обвинявшегося в принятии от офицеров Конно-партизанского полка реквизированной у евреев шубы. После этого поручика арестовали. В упоминавшемся письме поручика Шиманского, полного недоверием к Савинкову и высшему командованию армии, автор заявляет, что больше сражаться за «третью Россию» он не намерен. «Пусть воюют сами демократы, — заявляет поручик. — Я уже больше не воин». Таким образом, после интернирования и помещения в лагеря личный состав русских войск был деморализован понесенными поражениями и плохими бытовыми условиями. Дисциплина существовала только условно. Наступило разочарование высшим командным составом. Как боеспособные единицы русские армии прекратили свое существование. Тем не менее, в течение зимы 1920/21 г. сохранение русских формирований имело для Польши военное значение: их предполагалось использовать в случае, если бы советское правительство разорвало бы с ней отношения и рискнуло бы продолжить войну. Этого не произошло, и советско-польские переговоры завершились подписанием в марте 1921 г. мирного договора. Необходимость в активной восточной политике отпала. Положение Б. В. Савинкова в Польше в 1921 г. Изменение положения поставило перед польским руководством вопрос о целесообразности дальнейшей поддержки Савинкова. По сведениям одного их информаторов польской разведки, относящимся к февралю 1921 г., Савинков как политик «агонизировал», «удерживаясь» только влиянием на Бельведер (резиденция главы Польского государства Ю. Пилсудского) «нажимом через Вендзягольского на Веняву-Венявского». Все же Савинкову не было отказано в поддержке со стороны польского государства. О мотивах польской стороны можно судить по записке начальника II отдела генерального штаба польской армии И. Матушевского. По его мнению, Савинков являлся действенным инструментом в деле борьбы с русскими эмигрантскими группировками, противодействующими признанию Европой советско-польской границы. Поддержка идеологической работы и конспиративной деятельности в России, которые велись Савинковым и его группой, должна рассматриваться не с точки зрения свержения советского строя, а как идеологическая диверсия, направленная против великодержавных устремлений русской эмиграции. Создание русских вооруженных групп, по его мнению, было нецелесообразно. Поэтому Матушевский предложил ликвидировать лагеря для интернированных, ликвидировать все русские учреждения в Польше, не согласные с полонофильской линией Савинкова, и заменить РЭК благотворительной организацией. Поддержку савинковской прессы следовало сохранить. Таким образом, Савинков получил возможность сохранить финансирование и поддержку со стороны Польши. Но, помимо той полезной для польского государства работы, о которой говорилось в записке Матушевского, Савинкову пришлось заняться и шпионской деятельностью. На процессе в 1924 г. он заявил, что за содержание 20 тысяч интернированных он якобы вынужден был платить информацией, которую добывали его люди в Советской России. Для этого было создано агентство разведки «Волк». Это было «самостоятельное разведывательное агентство, действовавшее за пределами Польши в тесном сотрудничестве и под командой II отдела генерального штаба». В связи с прибытием в Польшу советской делегации и заключением Рижского мира легальная деятельность РЭК стала невозможной. Поэтому на малом совещании РЭК было принято решение переименовать комитет в благотворительное учреждение. Это решение было выполнено не сразу. РЭК продолжал свою работу под вывеской ликвидационной комиссии по делам РЭК (с апреля 1921 г.). Однако деятельность по созданию благотворительного учреждения не прекратилась. 9 августа 1921 г. был официально зарегистрирован Русский попечительный комитет, а 27 августа на малом совещании РЭК было решено на ближайшем заседании ликвидировать РЭК «и ввести в действие попечительный комитет». Упразднение ликвидационной комиссии по делам РЭК в Польше произошло 13 сентября 1921 г. Благотворительные функции отошли к Русскому попечительному комитету над эмигрантами в Польше, а вся политическая деятельность стала выполняться через созданный в феврале 1921 г. Народный союз защиты родины и свободы (НСЗРиСв). Программа Союза была опубликована в номере «Свободы» от 23 февраля. Она сводилась к восьми пунктам: борьба с большевиками; невмешательство внешних сил; освобождение красноармейцев и советских служащих «из рабства», то есть демобилизация и роспуск советского аппарата; борьба с реставрационными устремлениями «белых»; крестьянская собственность на землю; народовластие; созыв учредительного собрания, которому предстоит провозгласить республику; самоопределение народов России, в частности донских и кубанских казаков. Названием и целями НСЗРиСв напоминал подпольный Союз защиты родины и свободы, созданный Савинковым в 1918 г. Одним из направлений деятельности НСЗРиСв стала засылка вооруженных групп на советскую территорию. В этом деле Савинков сделал ставку на сотрудничество с полковником С. Э. Павловским, послужившим прототипом главного героя его повести «Конь вороной». Их близкое знакомство состоялось во время похода в Белоруссию, в ходе которого Савинков находился при Конно-партизанском полку, которым командовал Павловский. Савинкова привлекло в нем то, что он являлся таким же лихим партизаном, как Балахович, но при этом был лишен амбиций последнего. Павловский, бывший ранее типичным русским офицером, по словам В. В. Савинкова, «круто изменился» после знакомства с его братом. 8 февраля 1921 г. Павловский был официально зачислен в распоряжении председателя РЭК, то есть Савинкова. Для координации действий «зеленых» партизан за линией границы при НСЗРиСв было создано Информационное бюро, которое возглавил брат Б. В. Савинкова есаул В. В. Савинков. По советским данным, в конце апреля 1921 г. в районе советско-польской границы действовало около 13 200 «зеленых» партизан, причем с марта их деятельность активизировалась. Не все они были связаны с НСЗРиСв, по крайней мере, среди них были отряды, подчинявшиеся белорусским антисоветским организациям — «Зеленому дубу» и БНК. Для пополнения групп, предназначавшихся для работы в Советской России, Савинков частично использовал личный состав интернированных войск. Лагерная организация («пятерка») НСЗРиСв рекомендовала достойных, по ее мнению, военнослужащих. По словам Савинкова, «поручения даются не всем желающим, а тем, кто по испытании будет признан способным без риска для самого себя выполнить поручение». После этого представитель РЭК обращался с письмом во II отдел военного министерства с просьбой «командировать» отобранных людей в распоряжение комитета. НСЗРиСв не контролировал всю антисоветскую партизанскую деятельность в приграничных районах Белоруссии. По информации, содержащейся в документах польской разведки, на 20 июня 1921 г. в Белоруссии действовало 30 антисоветских партизанских отрядов, причем только 4 из них были посланы от имени НСЗРиСв из Польши. Они вышли в мае—начале июня. Об одном из них под руководством поручика С. было известно, что его целью являлось объединение мелких отрядов в трех волостях. В его составе было 25 человек. Примерно такую же численность имел отряд полковника П., вышедший в мае в направлении Игумена (скорее всего речь идет о Павловском, так как известно, что он действовал именно в Игуменском уезде). Два других отряда, направлявшихся в район Борисова, были крупнее — один насчитывал 60 человек, другой 3 офицера и 70 солдат. Среди тех же документов содержится информация о деятельности отряда подполковника Войцеховского, перешедшего границу 8 июля 1921 г. В его составе было 2 офицера, 9 солдат и проводник. Отряд постоянно перемещался в пограничном районе, но вся его деятельность свелась к уничтожению небольшой группы советских служащих (якобы чекистов) и созданию ячейки в Калинковичах. 22 июля отряд вернулся на территорию Польши. Тем не менее, именно в мае 1921 г. советская власть в Белоруссии переживала период наибольшего беспокойства. В первых числах мая во многих населенных пунктах Белоруссии, в том числе Минске, появились воззвания НСЗРиСв с призывом борьбы с советским режимом. Ежедневно в разных пунктах республики происходили нападения на советских работников. Особенно активно действовали партизаны в Игуменском и Слуцком уездах, где ими руководил полковник Павловский. Ему удалось объединить разрозненные партизанские отряды в Североминскую группу повстанческих отрядов НСЗРиСв. Всего на территории Белоруссии (в современных границах) действовало 85 отрядов общей численностью около 5000 человек. В ответ на активизацию партизан советское командование создало реввоенсоветы Минского (26 июня 1921 г.) и Витебского (21 августа) районов. В мае была разгромлена подпольная организация НСЗРиСв в Гомеле, уничтожены отдельные партизанские отряды, в июне был разгромлен лагерь Павловского около деревни Лочин. Но волна партизанского движения не спадала. Летом 1921 г. НСЗРиСв выработал план восстания в тылу советских приграничных армий. Предполагалось захватить железнодорожные узлы и отрезать эти армии от основной территории Советской России, воспользовавшись их рассредоточением вдоль границы, и уничтожить. Савинков и его соратники исходили из того, что такая акция побудит к действиям украинские эмигрантские организации под руководством С. Петлюры, контакта с которыми у них не было. Но главный расчет делался на то, что действия НСЗРиСв вызовут резонансом крестьянские восстания по всей России. Действия предполагались в четырех направлениях. Операции в Псковской губернии должен был возглавить полковник Данилов, его главной целью являлся захват важнейшего железнодорожного узла Бологое. В северной части Белоруссии предстояло действовать полковнику А. Н. Эрдману, которому предписывалось овладеть Витебском, Оршей и Смоленском. Генерал Матвеев должен был развернуть операции в южной части Белоруссии и захватить Гомель. Промежуточная группа подполковника В. Э. Павловского (брата знаменитого партизана С. Э. Павловского) имела своей целью Могилев. Предполагавшиеся способы достижения поставленных целей можно проиллюстрировать на примере одной из групп благодаря сохранившемуся меморандуму «организационного штаба Псковщины». С июля 1921 г. велась вербовка отряда из жителей Псковской губернии и эмигрантов, причем «отряд состоит исключительно из бывших офицеров и нижних чинов Северо-Западной армии». На момент написания меморандума отряд состоял из 1000 человек, 300 из которых являлись офицерами. 800 из них входили в так называемый «головной отряд». Он состоял из конного эскадрона (155 человек), пешей роты (405 человек), пулеметной команды (62 человека), вьючной пулеметной команды (120 человек), инженерной роты (39 человек) и команды связи (20 человек). Этот отряд должен был войти на территорию Псковской губернии с юга и послужить основой организации крестьянских войск, которым предстояло овладеть Островом, Опочкой и Псковом. После этого надлежало созвать псковское вече, которое определило бы основы Псковского государства. По мысли авторов меморандума, Псковское государство установило бы связи с белорусскими повстанцами на юге и карелами на севере, а после этого «протянуло бы руку» Новгороду. Восстание предполагалось начать 25-28 августа 1921 г., когда крестьяне соберут хлеб и начнется сбор продовольственного налога. Однако план так и не был приведен в действие. На обвинительном процессе 1924 г. в качестве причины неуспеха при организации восстания Савинков выставил неудачный подбор действующих лиц. Действительно, полковник А. Н. Эрдман не пользовался доверием военных. В 1920 г. он привлек внимание Савинкова политическими проектами, близкими по духу идее «третьей России». Во время похода НДА в Белоруссию в ноябре 1920 г. он командовал Витебским полком, причем неумелым руководством сумел вызвать против себя сильное недовольство офицеров, и ему пришлось оставить должность. После этого он командовал полком, составленным из пленных красноармейцев (вероятно, Хобенским). 7 октября 1921 г. Эрдман был отстранен от работы в НСЗРиСв. Подполковник Павловский-младший был более известен как посетитель ресторанов, нежели как партизанский командир. Да и описанный выше «меморандум организационного штаба Псковщины» производит странное впечатление: в нем подробно указана схема организации власти после захвата Пскова, намечена цепь «государственных образований» от Кубани до Карелии, но сам процесс разгрома Красной армии в губернии непродуман. Тем не менее, в течение сентября—октября 1921 г. отряды атаковали советские исполкомы, железнодорожные станции и другие подобные объекты. Но чрезвычайные меры, предпринятые советским командованием еще в июне, позволили к ноябрю разгромить крупные группы партизан. Стабилизация положения отразилась в упразднении 19 ноября 1921 г. реввоенсовета Минского района, а в январе 1922 г. — Витебского. Осенью 1921 г. по требованию советского правительства Савинков и наиболее важные деятели НСЗРиСв были высланы из Польши. 27 октября 1921 г. Савинков предложил министру иностранных дел приостановить высылку, чтобы дать возможность высылаемым временно покинуть Польшу, чтобы со временем вернуться. Однако польский министр отверг предложение Савинкова. Вечером 28 октября группа близких к Савинкову деятелей в составе Дикгоф-Деренталя, Гнилорыбова, Мягкова, Рудина, Уляницкого и В. Савинкова была выслана из Польши. В ответ на это Савинков заявил, что в таких условиях «русские политические группы» не могут продолжать работу в Польше, и пообещал покинуть страну до 15 ноября. Несмотря на то, что в Варшаве остались Философов и Шевченко, деятельность НСЗРиСв в Польше была парализована. В начале 1922 г. Савинков утратил контроль над Русским попечительным комитетом. На ежегодном общем собрании, созванном в июне 1922 г., было решено ввиду недостатка финансов «привлечь к работе в комитете новых лиц». 24 июня 1922 г. общее собрание избрало новое правление, куда вошли деятели, не связанные с Савинковым. В основном они представляли Союз земств и городов (Земгор), обладавший значительными денежными средствами. Борьба Б. В. Савинкова за влияние на интернированных военнослужащих Несмотря на падение уровня боеспособности, в начале 1921 г. интернированные войска представляли собой военную силу, упускать которую из-под своего контроля Б. В. Савинков не собирался. Хотя лагеря, в которых сконцентрировались армии, находились в ведении польского военного министерства, внутренние дела интернированных перешли в ведение РЭК. 30 ноября в его структуре возникла демобилизационная комиссия, 7 января 1921 г. переформированная в отдел по управлению интернированными на территории Польши, при котором действовало военное совещание, куда входили высшие командиры (генералы Пермикин, Ярославцев и Ю. Булак-Балахович). Начальником отдела стал сам Б. В. Савинков, а его заместителем — член РЭК профессор Д. М. Одинец. Имея полномочия гражданского руководителя, Савинков решил избавиться от генералов, имевших слишком самостоятельную позицию. При этом он действовал не напрямую, а облекая свои действия в формы борьбы за законность. Первой жертвой Савинкова стал генерал-майор С. Н. Булак-Балахович. Савинков знал, что Балахович легкомысленно относился к казенным деньгам. Как писал современник, «в Варшаве о кутежах Балаховича ходили легенды». Кроме того, генерал тратил огромные суммы, раздавая их ради пропагандистского эффекта своим партизанам и крестьянам. Интендант его армии капитан Елин, имевший репутацию мошенника, выдавая своему командующему деньги на эти цели, подделывал отчетности, зато и Балахович смотрел сквозь пальцы на злоупотребления своего интенданта. Савинков без труда сумел воспользоваться этим. По его распоряжению отдел по управлению интернированными начал свою деятельность с приведения в порядок денежной отчетности войск. Савинков официально обосновывал это дело тем, что оно послужит условием дальнейшего снабжения со стороны поляков. 29 ноября 1920 г. по его инициативе возникла комиссия по ревизии денежной отчетности НДА. Отчет, подготовленный к 21 декабря, показал, что из 72 миллионов польских марок, полученных войском Балаховича с 4 апреля по ноябрь 1920 г., 28 миллионов было истрачено на неизвестные цели. Результаты расследования были направлены во II отдел польского Военного министерства, Елин был арестован. Поэтому еще до наступления 1921 г. С. Булак-Балахович вынужден был отойти от сотрудничества с РПК. Одновременно была разорвана формальная связь «зеленого генерала» с его войском. Приказом Одинца от 12 января 1921 НДА и 3-я русская армия, наименованные соответственно отряд № 1 и отряд № 2, объединялись в единую Русскую армию, а 1 февраля 1921 деление на отряды было упразднено. Всю пехоту бывшей НДА свели в 1 пехотную дивизию смерти под командой генерала Матвеева, а конницу – в отдельную конную бригаду полковника Степина. Казаки Духопельникова составили отдельную бригаду. Звание командующего НДА потеряло практический смысл. Савинков приблизил к себе младшего брата Станислава Булак-Балаховича, тоже генерал-майора Юзефа Булак-Балаховича. Юзеф, в отличие от Станислава, поддерживал кадровых офицеров, выступал за строгую дисциплину в армии и скептически относился к военным способностям своего брата. Формально именно Юзеф Балахович возглавлял НДА после того, как его старший брат возложил на себя должность главнокомандующего вооруженными силами Белоруссии. 7 января 1921 г. Ю. Балахович стал одним из членов военного совета при отделе по управлению интернированными РЭК, а 8 февраля официально стал помощником в деле управления интернированными. Однако в марте и он вынужден был уйти. Возможно, поводом к недовольству со стороны Савинкова послужила подпись Ю. Балаховича (в качестве командующего несуществующей уже НДА) под заявлением представителей «активно борющихся» организаций о подчинении Врангелю, опубликованное 16 февраля 1921 г. Вероятно, он надеялся, что с его помощью он сможет сохранить контроль над частями бывшей НДА. Одновременно Савинков провёл чистку командного состава в 3-й русской армии. Формальным поводом к ней послужило принятое высшими офицерами решение о непризнании РЭК в качестве верховной власти и о подчинении генералу Врангелю. По версии Савинкова, причиной этому послужили действия генерала Б. С. Пермикина. Он не создал в подчинённой ему армии комиссию из выборных офицеров для удовлетворения их жалоб, как требовал РЭК, и потому 4 февраля был отстранён от должности и удалён из военного совета. После этого Пермикин принялся объезжать интернированные войска и агитировать против РЭКа. В результате большинство командиров 1-й и 2-й стрелковых дивизий, поддержавшие его (включая генералов Бобошко и Палена), также лишились своих должностей. По просьбе Савинкова польские власти вывезли этих офицеров из лагерей и предложили им покинуть пределы государства. Всего этой участи подверглось 14 офицеров и 2 генерала. Лишь командир 1-го стрелкового полка полковник Рогожинский, отрёкшийся от своей подписи, сохранил свой пост. Влияние Савинкова на казаков, сведённых в отдельную дивизию, проявлялось опосредованно, через т.н. донскую демократическую группу. Её создали в мае 1921 года казачьи деятели во главе с полковником М. Н. Гнилорыбовым, ориентировавшиеся на независимость Донской республики. Эта группа действовала в тесном контакте с НСЗРиСв и украинскими политиками петлюровской ориентации. Полковник М. Н. Гнилорыбов, являвшийся заместителем председателя Донского круга (парламента), из-за своей сепаратистской позиции должен был быть смещен, но выехал из Константинополя в Софию, а оттуда в Польшу. На чрезвычайном казачьем съезде в Польше (съезд прошел 25 мая 1921 г. в лагере в Острове-Ломжинском) депутаты избрали его «начальником казачьих частей» и проголосовали за самоуправление казаков в Польше. Целью Гнилорыбова было сохранить единство казаков в Польше с целью противопоставить их донскому атаману А. П. Богаевскому, противнику независимости Дона, выступавшему за сотрудничество с П. Н. Врангелем. В Польше недоверие Гнилорыбову выразил только полковник Г. Духопельников, командир 3-го казачьего полка. Тогда созданная по постановлению съезда судная комиссия обвинила Духопельникова в растрате казенных средств. В ответ на это 3-й казачий полк подал докладную записку о выходе из казачьей группы и подчинении напрямую Б. Савинкову. После этого в Польшу прибыл генерал-майор Дьяков, представитель атамана Богаевского. Он попытался, опираясь на войскового старшину Сальникова и полковника Г. Духопельникова, отстранить от власти казачьих командиров, являвшихся сторонниками Гнилорыбова. В ответ Савинков приказом по ликвидационной комиссии РЭК от 22 июля приказал расформировать 3-й казачий полк, бывший опорой сторонников Врангеля, а с его командиром полковником Духопельниковым запретил кому-либо «входить в переписку». После того, как Савинков, Гнилорыбов и ряд их сторонников были вынуждены покинуть Польшу, Врангель и ориентирующиеся на него круги начали предпринимать усилия по установлению своего контроля над всеми интернированными в Польше войсками. Среди казаков стали усиливаться сторонники донского атамана А. П. Богаевского, сотрудничавшего с Врангелем. Хотя Савинков, первоначально обосновавшийся в Праге, продолжал поддерживать контакт с Варшавой, ситуация начала выходить из-под его контроля. В ноябре 1921 г. в Польшу в качестве представителя Красного Креста прибыл генерал Новиков. Он привёз бельё, недостаток в котором ощущался в войсках. Завязав контакты, Новиков предложил военным подчиниться Врангелю. На общем собрании, созванном генералом, командиры бывших НДА и 3-й русской армии постановили признать верховную власть Врангеля. С этого времени Новиков пересылал в войска его приказы «для ознакомления». Более сложной была ситуация с казачьими частями. Командующий сводно-казачьей дивизией полковник Д. Попов отказался подчиниться представителю Богаевского генералу Дьякову. На совещании командиров казачьих частей, прошедшем 14 декабря, это решение было утверждено семью голосами против двух. Однако командующий 1-й бригадой войсковой старшина Сальников принял решение подчиниться Дьякову. Опасаясь, что из-за близкого соседства с частями бывших НДА и 3-й русской армии примеру Сальникова могут последовать другие казаки, сторонники Гнилорыбова решили потребовать от польских властей перевода в лагерь Щепёрно, где располагались интернированные части украинской армии. Ходатайство возбудил есаул Фролов, в течение 1920 г. командовавший донским полком в составе украинской армии. В нашем распоряжении нет документов, позволяющих ответить на вопрос, чем закончился кризис среди казаков в Польше. Однако известно, что перемещений русских интернированных в Щеперно в 1922 г. не было. Возможно, это означало победу сторонников подчинения Богаевскому и Врангелю. С другой стороны, возможно, что конфликт был исчерпан сам собой после того, как в апреле 1922 г. из Польши были высланы представители Врангеля — генералы Махров, Новиков, Дьяков, а также член НСЗРиСв Гершельман. Кроме того, были высланы казачьи офицеры-сторонники Врангеля, в числе которых был и полковник Г. Духопельников. Таким образом, наиболее активные деятели обеих сторон лишились возможности продолжить борьбу за влияние в войсках. А вскоре в связи с упразднением военной организации интернированных отрядов и последовавшей затем ликвидацией лагерей смысл такой борьбы исчез.
Ответов - 1
Запорожець: Ликвидация русских формирований и дальнейшая судьба военнослужащих В момент интернирования общее число русских отрядов доходило до 20 000 человек. В первые дни декабря определенное количество военнослужащих перебежали через демаркационную линию. Некоторые из них прошли через допросы в частях Красной армии. Стоит предположить, что многие смогли избегнуть советских патрулей и сумели пробраться на родину. Число как тех, так и других при существующем состоянии источников установить невозможно. На 4 февраля 1921 г., по польским данным, в 3-й русской армии числилось 6239 человек, в НДА 6737, в дивизии Яковлева 1474, всего 14 450 человек. К маю их количество снизилось еще на одну треть: по сведениям на 20 мая 1921 г., в армии насчитывалось 9920 военнослужащих, 104 члена их семей и 31 сестра милосердия. Снижение численности в этот период произошло за счет отъезда из армии лиц, постоянно проживавших в Польше и Прибалтике, или имевших средства на выезд в Германию и Францию. Например, по данным одного из осведомителей польской разведки, в декабре 1920 г. полковник Масленников из 3-й русской армии собирал офицеров для выезда в Германию. Около 10 декабря группа близких к нему офицеров выехала в вольный город Данциг, через который осуществлялось тогда сообщение с Германией. Среди оставшихся большую часть составляли люди, которым, кроме России, уезжать было некуда. Как для Польши, так и для Савинкова решение их дальнейшей судьбы представляло собой сложную проблему. Савинков предложил использовать казачьи части для пограничной службы. Но эта идея оказалась неприемлемой для польского общественного мнения. Более реальным казалось использование интернированных на общественных работах. Но на межведомственном совещании по этому вопросу, состоявшимся 11 февраля 1921 г., министр труда заявил, что условием предоставления работы является согласие местного населения, а предложения от предпринимателей предварительно должны рассматриваться в его министерстве. В результате только в конце марта интернированные получили право устраиваться на работу, причём исключительно в окрестностях лагерей. Ещё одним способом трудоустройства стало создание мастерских и кооперативов в самих лагерях. Например, в 1922 г. при содействии Русского попечительного комитета в лагере в Тухоли были созданы мастерские портняжная, сапожная, щеточная и соломенных изделий. Правда, две первых мастерские обслуживали нужды обитателей лагеря и не приносили доход. Существование лагерных мастерских не решало проблемы интеграции интернированных в польском обществе. Поэтому процесс обеспечения русских военных работами за пределами лагерей стал приобретать всё большую важность. В итоге к февралю 1922 г. на всей территории республики действовало не менее 55 трудовых артелей, состоявших из русских. В течение всего 1922 г. продолжалось «постепенное передвижение бывших интернированных из лагерей в артели». Определенные сложности были связаны с ограничениями, наложенными на бывших военнослужащих. При выезде из лагеря на работу они получали «карту урлопу» сроком на 4 месяца. Этот документ давал право на проживание только в определенной местности. Передвижение в пределах уезда должно было быть согласовано с местной полицией. Переезд в другой уезд мог осуществляться только с разрешения старостства. При этом въезд в некоторые регионы Польши для русских был ограничен. Для получения работы в восточных районах страны, прилегающих к советской границе, требовалось согласие местных старостств и особое согласие министерства внутренних дел. Когда все необходимые бумаги были собраны, могли возникнуть препятствия иного характера. Например, в июне 1923 г. артель, собравшая ехать на работы в район Перемышля, имела необходимые бумаги от работодателя и заручилась согласием старостства, но прибытию нежелательных конкурентов воспротивился профсоюз. Существенным ограничением было и то обстоятельство, что работодатель обязывался отправить уволившихся работников обратно в лагерь. Так происходило и в тех случаях, когда русские находили другую работу в том же уезде. Процесс ликвидации лагерей проходил медленно, но верно. Определенным рубежом в существовании русских частей стала дата 15 октября 1921 г. В этот день лагеря были переданы из распоряжения военного министерства в ведение министерства внутренних дел, что символизировало миролюбивое отношение польского правительства к Советской России. Надежда на продолжение вооруженной борьбы окончательно исчезла. С этого момента основной задачей стало расселение лагерей. К моменту передачи лагерей министерству внутренних дел численность русских интернированных уменьшилась настолько, что появилась возможность в октябре 1921 г. сосредоточить всех незанятых на работах (5028 человек) в одном лагере (в Тухоли). К 1 апреля 1922 г. там было 4600 человек, к июню их число уменьшилось до 3198 человек, а на 28 июля 1922 г. в Тухоли насчитывалось 3000 бывших русских военнослужащих. Незначительное число русских оставались в Стшалково и Калише. Уменьшение их численности в течение 1922 г. происходило как за счет отъезда на работы, так и за счет возращения в Советскую Россию. 20 марта 1922 г. председатель советской комиссии по репатриации объявил интернированным об амнистии. В Стшалкове на выезд записался 721 человек, их эвакуация завершилась к 28 марта 1922 г. В Тухоли число записавшихся на возвращение к июню 1922 г. составило 1460 человек. Всего, по польским данным, к июню 1922 г. выехало в Советскую Россию около 2000 человек, часть из которых составляли бывшие военнослужащие украинской армии. Это позволило перевести всех русских в лагерь в Стшалково. В декабре 1922—октябре 1923 г. в Советскую Россию вернулось еще около 800 человек. Вероятно, где-то на рубеже 1922—1923 гг. была упразднена военная организация русской армии в Польше. По крайней мере, в марте 1922 г. полковник Р. Ф. Деленко еще являлся командующим 1-й пехотной дивизией (составленной из частей бывшей НДА), а в декабре 1923 г. он именовался «представителем Русского попечительного комитета в Стшалково». На 21 июля 1923 г. в Стшалково еще находилось значительное количество русских: 1037 мужчин, 189 женщин и 100 детей. Известно, что в течение месяца до этой даты лагерь покинули 250 человек, а еще 300 подали прошения о разинтернировании. В сентябре 1923 г. лагерь для интернированных в Стшалково был официально ликвидирован, однако фактически он продолжал существовать под названием «промышленного городка». Те, кто записался в рабочие артели, которым предстояло работать в городке, должны были в течение 5 месяцев получать оплату своей работы, кроме того, им бесплатно предоставлялось жилье, отопление и свет. Существовал проект полного закрытия Стшалкова и выселения всех его обитателей к концу 1924 г., но, судя по всему, он не был реализован. Большая часть бывших интернированных находилась за пределами лагерей. К началу 1924 г. Русский попечительный комитет зарегистрировал 30 крупных артелей, располагавшихся в основном в районе Августова и Беловежа, в которых трудилось, по его оценкам, 2500—3000 человек. На рубеже 1923—1924 гг. Польшу поразил экономический кризис. Русские рабочие стали одними из первых кандидатов на увольнение. Многие русские артели работали в течение 2-3 дней в неделю, отсутствие сбыта вызвало сокращение числа кустарных мастерских, в том числе находившихся в Стшалково. Русскому попечительному комитету удалось согласовать вопрос о выезде 1500 бывших интернированных во Францию. В течение 10 месяцев несколькими партиями выехало во Францию чуть меньше 1000 человек, большую часть из которых принял завод «Кнютанж», а около 100 человек устроились рудокопами на завод «Гомекур». Однако в конце года в связи с массовым возвращением французских рабочих из Рурского бассейна потребность в рабочей силе исчезла, и запросы на русских больше не приходили. В январе 1924 г. состоялось совещание в министерстве внутренних дел с участием представителей Русского попечительного комитета и аналогичного украинского учреждения. Это совещание оказало влияние на выработку циркуляра по МВД, опубликованного 13 марта 1924 г., согласно которому большинство интерниро-ван-ных получило возможность получения «карт азиля», дающих права политических эмигрантов. На этих документах ставилась пометка о свободном проживании и перемещении по территории Польши за исключением семи восточных воеводств. В августе 1924 г. в Польше прошла регистрация иностранцев, не имеющих государственной принадлежности, к которым относились бывшие интернированные. После уплаты налога, эквивалентного сумме в 90 франков, на документы эмигрантов ставился штемпель, разрешавший свободное проживание на территории Польши за исключением семи восточных воеводств. Окончательно официальная ликвидация лагерей для интернированных последовала в августе 1924 года. Однако, по информации Русского попечительного комитета, в конце 1924 г. в Стшалково еще оставалось до 90 человек с женами и детьми, большей частью нетрудоспособных. Кроме того, около 40 человек русских «инвалидов» оставалось в лагере в Калише. Русский попечительный комитет возбудил перед польскими властями ходатайство перевести русских в Калише в «Украинскую станицу», созданную там же на базе украинского отделения лагеря, а проживавших в Стшалкове оставить на месте, где на основе лагеря устроить «Русский городок». Туда же предполагалось перевести других нетрудоспособных русских. В 1925 г. возобновились, правда, в меньших размерах, запросы из Франции на русских рабочих. В течение 1925 г. во Францию выехал 301 мужчина, 45 женщин и 21 ребенок. Из-за массового отъезда во Францию в течение 1924—1925 гг. русские артели в Польше в основном распались. Те из бывших русских военнослужащих, которые не пожелали покинуть Польшу, «устроились на местах». В июле 1925 г. русские, ставшие инвалидами в результате совместных с польской армией боевых действий в течение 1920 г., получили права и льготы, аналогичные инвалидам Войска Польского. Тогда же польские власти официально открыли «Русский инвалидный городок» на базе бараков упраздненного лагеря в Стшалково. Содержание инвалидов было внесено в смету министерства труда и общественного призрения. Есть свидетельство о существовании «Русского городка», относящееся к 1933 г. 28 ноября 1933 г. бараки бывших интернированных в Стшалково инспектировал почетный председатель Русского попечительного комитета П. Е. Бутенко. К моменту его прибытия там проживали 44 русских, включая 11 детей, а также бывшие военнослужащие украинской армии. Они жили в трех бараках, а также в домах бывшей пограничной стражи. Эти помещения были предоставлены им бесплатно. В Польше существовали русские ветеранские организации, как, например, Союз русских военных инвалидов в Польше, но в них преобладали ветераны I Мировой войны. Деятельность Русского общевоинского союза (РОВС), объединившего русские ветеранские организации по всему миру, в Польше не была легализована. Из руководителей русских формирований 1920 г. в Польше остались братья Булак-Балаховичи, а также произведенный в полковники есаул Яковлев. В отличие от других ветеранов Гражданской войны, ни военнослужащие НДА, ни 3-й русской армии, ни дивизии Яковлева не создали своих объединений, как это было принято среди эмиграции. Возможно, дело в том, что большинство офицеров этих формирований ранее служили в СЗА, и принадлежность к общности «северо-западников» была для них гораздо более значимой. Полный вариант статьи со сносками можно увидеть в издании: Военная история России XIX-XX веков. Материалы IV Международной военно-исторической конференции. СПб., 2011. http://www.demidovtsev.ru/11626
полная версия страницы