Новая публикация о том, как летом 1919 года красные оставили город Екатеринослав

Форум » Красная Армия » Новая публикация о том, как летом 1919 года красные оставили город Екатеринослав » Ответить

Новая публикация о том, как летом 1919 года красные оставили город Екатеринослав

Dobrovolec: Новая публикация о том, как летом 1919 года красные оставили город Екатеринослав Новая публикация о том, как летом 1919 года красные оставили город Екатеринослав. Автор письма, бывший капитан Борис Черниговский-Сокол, описал драматические обстоятельства обороны города от белых, неразбериху и отсутствие централизации в управлении войсками, плохое руководство со стороны командующего 14-й армией К.Е. Ворошилова, находившегося неизвестно где, злоупотребления комиссаров, незнание штабом оперативной обстановки. При сдаче города на сторону белых перешел (попал в плен) почти весь полевой штаб армии, в том числе и автор письма. Череда неудач отразилась на карьере Ворошилова, которого сняли с поста командующего и предали суду. Ганин А.В. «На нас, бывших офицеров, смотрят как на материал, который, использовав, можно и бросить...». Неизвестное письмо советского военного специалиста об измене штаба 14-й армии в июне 1919 г. // Славянский мир в третьем тысячелетии. 2023. Т. 18. № 1–2. С. 161–174. http://orenbkazak.narod.ru/PDF/14a.pdf НА НАС, БЫВШИХ ОФИЦЕРОВ, СМОТРЯТ КАК НА МАТЕРИАЛ, КОТОРЫЙ, ИСПОЛЬЗОВАВ, МОЖНО И БРОСИТЬ. НЕИЗВЕСТНОЕ ПИСЬМО СОВЕТСКОГО ВОЕННОГО СПЕЦИАЛИСТА ОБ ИЗМЕНЕ ШТАБА 14:Й АРМИИ В ИЮНЕ 1919 Г. Андрей Владиславович Ганин Доктор исторических наук, ведущий научный сотрудник, Институт славяноведения Российской академии наук Почтовый адрес: Ленинский проспект, 32А, Москва, 119334, Россия Электронный адрес: andrey_ganin@mail.ru ORCID: 0000-0002-8602-199 Аннотация Материал представляет собой публикацию неизвестного письма советского военного специалиста, бывшего капитана Б.Ф. Черниговского-Сокола своему однокашнику по Военной академии Г.И. Теодори о событиях лета 1919 г. на Украине. В тот период обстановка на фронте складывалась неблагоприятно для красных: белые овладели Донбассом и развернули наступление на харьковском и екатеринославском направлениях. 2-я Украинская советская армия была переформирована в 14-ю армию, но перемена названия и реорганизация мало что изменили. В состав армии входили партизанские части махновцев и григорьевцев, а войскам не хватало оружия и боеприпасов, поскольку белые отрезали снабжение по железным дорогам. В результате поражения советских войск части РККА оставили Екатеринослав, а группа работников штаба 14-й советской армии перешла на сторону белых. В письме подробно изложены обстоятельства сдачи Екатеринослава красными. Автор описал драматические обстоятельства обороны города, неразбериху и отсутствие централизации в управлении войсками, плохое руководство со стороны командующего 14-й армией К.Е. Ворошилова, находившегося неизвестно где, злоупотребления комиссаров, забиравших штабные автомобили для личного пользования, а также незнание штабом оперативной обстановки. Особый интерес представляют личные переживания автора письма, который писал о тяжелом положении военных специалистов РККА, невнимании к ним командования, опасности для бывших офицеров попасть в плен к белым и о других моментах. Документ хранится в Центральном архиве Федеральной службы безопасности и впервые вводится в научный оборот. Ключевые слова Гражданская война, революция, РККА, Украина, военспецы, офицерство, переходы от красных к белым Статья поступила в редакцию 15 апреля 2023 г. Статья доработана автором 24 мая 2023 г. Статья принята в печать 16 июня 2023 г. Цитирование: Ганин А.В. «На нас, бывших офицеров, смотрят как на материал, который, использовав, можно и бросить…». Неизвестное письмо советского военного специалиста об измене штаба 14-й армии в июне 1919 г. Славянский мир в третьем тысячелетии. 2023. Т. 18. № 1–2. С. 161–174. https://doi.org/10.31168/2412- 6446.2023.18.1-2.10 “THEY LOOK AT US, FORMER OFFICERS, AS MATERIAL THAT, HAVING USED IT, CAN BE THROWN AWAY…”. AN UNKNOWN LETTER FROM A SOVIET MILITARY SPECIALIST ABOUT THE BETRAYAL OF THE HEADQUARTERS OF THE 14TH ARMY IN JUNE 1919 Andrey V. Ganin D. Sc., Leading Researcher, Institute of Slavic Studies, Russian Academy of Sciences Postal address: Leninsky Prospect, 32A, Moscow, 119334, Russia E-mail: andrey_ganin@mail.ru ORCID: 0000-0002-8602-1990 Abstract The material is a publication of an unknown letter from a Soviet military specialist, former Captain B.F. Chernihovsky-Sokol, to his classmate at the Military Academy G.I. Teodori about the events of the summer of 1919 in Ukraine. At that time, the situation at the front was unfavorable for the Reds: the Whites have captured the Donbass and launched an offensive in the Kharkov and Yekaterinoslav directions. The 2nd Ukrainian Soviet Army was reorganized into the 14th Army, but the name change and reorganization changed little. The army consisted of partisan units of Makhno and Grigoriev, and the troops lacked weapons and ammunition, since the Whites cut off supplies by rail. As a result of the defeat of the Soviet troops, Yekaterinoslav was abandoned by the Red Army units, and a group of employees of the headquarters of the 14th Soviet Army defected to the Whites. The letter details the circumstances of the surrender of Yekaterinoslav by the Reds. The author outlined the dramatic circumstances of the defense of the city, the confusion and lack of centralization in the management of troops, poor leadership on the part of the commander of the 14th Army K.E. Voroshilov, whose location was unknown, abuse of commissars who took staff cars for personal use, as well as ignorance of the operational situation by the headquarters. Of particular interest are the personal experiences of the author of the letter, who wrote about the plight of the military specialists of the Red Army, the inattention of the command to them, the danger for former offi cers to be captured by the Whites and other moments. The document is stored in the Central Archive of the Federal Security Service and is being introduced into scientifi c circulation for the fi rst time. Keywords Civil war, revolution, Red Army, Ukraine, military experts, offi cers, transitions from the Reds to the Whites Received 15 April 2023 Revised 24 May 2023 Accepted 16 June 2023 How to cite: Ganin, A. V., 2023. “Na nas, byvshikh ofi tserov, smotriat kak na material, kotoryi, ispol’zovav, mozhno i brosit’…”. Neizvestnoe pis’mo sovetskogo voennogo spetsialista ob izmene shtaba 14-i armii v iiune 1919 g. [“They Look at Us, Former Offi cers, as Material That, Having Used It, Can Be Thrown…”. An Unknown Letter from a Soviet Military Specialist about the Betrayal of the Headquarters of the 14th army in June 1919]. Slavic World in the Third Millennium, vol. 18 (1–2), pp. 161–174. https:// doi.org/10.31168/2412-6446.2023.18.1-2.10 В июне 1919 г. положение на Украине для красных складывалось неблагоприятно: белые овладели Донбассом и развернули наступление на харьковском и екатеринославском направлениях1 . 7 июня 1919 г. 2-я Украинская советская армия была переформирована в 14-ю армию. Однако смена вывески и реорганизация мало что изменили, поскольку состав армии, включавшей партизанские части махновцев и григорьевцев, оставлял желать лучшего, а в войсках не хватало оружия и боеприпасов (белые отрезали снабжение по железным дорогам). На штабные должности назначили бывших офицеров — военспецов. Начальником штаба армии по рекомендации харьковского окружного военного комиссариата стал недоучившийся слушатель ускоренных курсов Николаевской военной академии, кавалер Георгиевского оружия, бывший капитан С.И. Шкляр-Олексюк (Шкляр-Алексюк). Его считали сочувствующим коммунистам, но для контроля приставили двух энергичных комиссаров. Прибыли и другие специалисты из харьковского военкомата. Тяжелейшая фронтовая обстановка усугублялась антиспецовскими настроениями командующего армией К.Е. Ворошилова, недовольного «бывшими» (порой не без оснований). На военспецов смотрели как на расходный материал2 . Красноречива характеристика, принадлежащая Ворошилову и члену РВС армии В.И. Межлауку: «Вскоре же выяснилось, что Генштаба Шкляр3 не соответствует своему назначению благодаря неразвитости, военному невежеству и полному неумению разбираться в обстановке»4 . Шкляр-Олексюк, к примеру, отличился тем, что издал приказ по армии без подписи и ведома командующего5 . Не менее удручающую оценку получил бывший подполковник А.Н. Ягода: «Начальник оперативного отдела Ягода, вместе со всеми другими начальниками отделений штаба перешедший впоследствии к белым <…>, представлял собой вялого и бестолкового человека, не справлявшегося с задачами, несмотря на свою принадлежность к Генштабу. Его оперативные распоряжения свидетельствуют о полной неосведомленности об окружающей обстановке и неумении учитывать ни свои, ни п ротивника силы»6 . 1 Гражданская война в СССР / под общ. ред. Н.Н. Азовцева. М.: Военное издательство, 1986. Т. 2. С. 137. 2 Центральный архив Федеральной службы безопасности России (далее — ЦА ФСБ). Д. Н-603. Т. 1. Л. 141об. 3 Приставка «Генштаба» перед фамилией употреблялась в РККА в условиях упразднения прежних чинов в период Гражданской войны для обозначения выпускников Николаевской академии Генерального штаба (Императорской Николаевской военной академии), считавшихся дефицитными высококвалифицированными военными специалистами. 4 Российский государственный архив социально-политической истории (далее — РГАСПИ). Ф. 74. Оп. 2. Д. 68. Л. 17. 5 РГАСПИ. Ф. 74. Оп. 2. Д. 69. Л. 86. 6 РГАСПИ. Ф. 74. Оп. 2. Д. 68. Л. 14. В конце июня 1919 г. возмущенные Ворошилов и Межлаук телеграфировали командующему Южным фронтом В.М. Гиттису с копией председателю Реввоенсовета Республики Л.Д. Троцкому: «К сожалению, на[чальник] штаба Генштаба Шкляр-Алексюк и нач[альник] опер[ативного] о[т] д[ела] Генштаба Ягода совершенно не справляются со своими обязанностями. Прошу не отказать в самой срочной высылке двух [специалистов] Генштаба для занятия подлежащих должностей»7 . 23 июня белые взяли Белгород, 24-го — Харьков, 30-го — Екатеринослав (упорные бои за город шли несколько дней). Красный фронт трещал по швам. Тогда у многих военспецов сложилось впечатление скорой победы белых. Последовали массовые переходы на сторону противника. Неудивительно, что при эвакуации красного Екатеринослава в городе остался почти весь полевой штаб 14-й армии, включая начальника штаба С.И. Шкляр-Олексюка, начальника оперативного отдела А.Н. Ягоду и состоявшего для поручений при командарме К.Е. Ворошилове бывшего капитана Б.Ф. Черни7 РГАСПИ. Ф. 74. Оп. 2. Д. 69. Л. 132 говского-Сокола8 . Последний в публикуемом документе утверждал, что на самом деле попал в плен9 , однако на территории белых в Ейске находилась семья военспеца, позднее вместе с ним оказавшаяся у красных. Следовательно, военспец вполне мог стремиться к родным. Также в Екатеринославе остались состоявший для поручений при начальнике штаба, начальник административного отдела, начальники организационного и оперативного отделений, помощник начальника разведывательного отделения, переводчики, лица, состоявшие в резерве комсостава, делопроизводители и даже уборщики. Перебежчиков исключили из списков и объявили вне закона. 8 Российский государственный военный архив. Ф. 11. Оп. 5. Д. 1122. Л. 3; Д. 1009. Л. 47об.; Д. 69. Л. 39; РГАСПИ. Ф. 74. Оп. 2. Д. 69. Л. 170. 9 ЦА ФСБ. Д. Н-603. Т. 1. Л. 141об Показательно, что заменивший Шкляр-Олексюка бывший штабс-капитан К.Ф. Монигетти также вскоре перешел к белым10. Череда неудач отразилась на карьере Ворошилова, которого сняли с поста командующего и предали суду. Впрочем, никакого наказания не последовало. Если Шкляр-Олексюк и Ягода поступили на службу к белым и у них же и остались, то судьба Черниговского-Сокола сложилась иначе — он также служил у белых, но в 1920 г. вновь оказался у красных, был арестован, освободился и вернулся на службу в РККА. 1 мая 1920 г. он направил своему товарищу по академии Г.И. Теодори пространное письмо, в котором изложил свои злоключения, пытался показать, что попал к белым не добровольно, а вынужденно и просил помочь (Теодори ценили за пробивные способности и связи с большевистским руководством). Черниговский не знал, что его однокашник уже больше года сам находился под арестом. Письмо попало к чекистам и оказалось в деле арестованного. 10 Подробнее см.: Ганин А.В. «Мозг армии» в период «Русской Смуты»: Статьи и документы. М.: Русский путь, 2013. С. 453–459 Автор письма, Борис Фаддеевич Черниговский-Сокол, родился в 1883 г. Участвовал в Первой мировой войне, был награжден орденом Св. Георгия 4-й степени. Службу в старой армии завершил капитаном, после чего, будучи выпускником ускоренных курсов 2-й очереди Военной академии, весной 1918 г. попал в Красную армию. Как и адресат письма Теодори, Черниговский служил консультантом Оперативного отдела наркомата по военным делам. Затем перешел в штаб Московского военного округа, а весной 1919 г. был назначен в штаб Украинского фронта и дальнейшие его приключения читателям уже известны. Как далее сложилась судьба этого человека, остается неясным. Адресат письма Г.И. Теодори (1886–1937) в старой армии дослужился до чина капитана, был одним из лидеров выпуска ускоренных курсов академии, стоял у истоков советской военной разведки. Весной 1919 г. из- конфликта с чекистами, а также своей общественной деятельности по сплочению однокашников по академии попал под арест и находился в местах лишения свободы вплоть до начала 1921 г. Затем продолжил службу в РККА. В 1937 г. был арестован и расстрелян11. Автор письма изложил драматические обстоятельства обороны Екатеринослава, неразбериху и отсутствие централизации в управлении войсками, плохое руководство командующего К.Е. Ворошилова, неизвестно где находившегося, злоупотребления комиссаров, забиравших штабные автомобили для личного пользования, а также незнание штабом оперативной обстановки. Большой интерес представляют личные переживания автора в дни сдачи Екатеринослава. Черниговский-Сокол писал о сложном положении военспецов, невнимании к ним командования, хотя многие связали судьбу с красными и при попадании в плен к белым могли пострадать. Сам Черниговский-Сокол, вновь оказавшись у красных, скорее всего, намеренно сгущал краски о пережитом у белых, чтобы облегчить свою участь. Фактом остается лишь то, что он уцелел. 11 Подробнее см.: Ганин А.В. Военспецы. Очерки о бывших офицерах, стоявших у истоков Красной армии. М.: Кучково поле, 2022. С. 241–304. Документ публикуется по современным правилам орфографии и пунктуации при сохранении стилистических особенностей. 1 мая 1920 г. Начальнику Разв[едывательного] отдел[ения] Полевого штаба тов. Тео дори12 Приблизительно в 20[-х] числах июня 1919 года штаб XIV сов[етской] армии перешел из гор[ода] Александровска в гор[од] Екатеринослав. Условия, в которых очутился штаб армии, были самые невыгодные. Так, во-первых: прибыл новый командарм тов. Ворошилов13 с новым начальником штаба14 Шкляр-Алексюком15 и новым штатом служащих. Во-вторых, кругом еще бродили шайки григорьевских банд16, с которыми борьба еще не была закончена, начались трения с Махно17 и т.д., и в довершение всего вся армия находилась в периоде переорганизации частей армии. Из неорганизованных, расшатанных остатков войск Махно, а также и оставшихся верными частей Григорьева надо было создать две стрелковых дивизии. Белые не ждали, а усиленно напирали, и пока власть имущие судили и рядили о том, как лучше решить этот вопрос, подошли вплотную к гор. Екатеринославу. В последнем, как объявленном красной крепостью, создался штаб обороны. Казалось, что проще: есть штаб обороны, есть местный гарнизон, усиленный частью полевых войск, и вопрос покончен. Но на самом деле оказалось, что нет, и его необходимо было усложнить, а именно: во-первых, выделили полевой штаб и пристегнули к штабу обороны, а, во-вторых, 12 До своего ареста в марте 1919 г. Г.И. Теодори не занимал такую должность, а был консультантом Регистрационного управления Полевого штаба Реввоенсовета Республики. На документе резолюции: «Агранову. К делу». Надпись по краю листа рукой автора документа: «Прошу не отказать сделать все, что возможно для поддержки меня, очутившегося в таком положении. Больной, страдающий нервными припадками, я прошу выручить меня». Агранов Яков Саулович (12.10.1893–01.08.1938) — особоуполномоченный Особого отдела ВЧК, впоследствии — один из видных работников ОГПУ — НКВД и организаторов массовых репрессий. 13 Ворошилов Климент Ефремович (23.01.1881–02.12.1969) — революционер, член РСДРП(б) с 1904 г. Командующий 14-й армией (07.06–18.07.1919). 14 В документе — штабом. 15 Шкляр-Олексюк (Шкляр-Алексюк) Степан Иосифович (1889–?) — бывший капитан, военный специалист РККА, начальник штаба 14-й армии (07–22.06.1919). 16 Григорьев Николай Александрович (1878–27.07.1919) — эсер (1917–1918), затем боротьбист (1919). Штабс-капитан. Командир повстанческого отряда, затем Херсонской дивизии армии Украинской народной республики. Комиссар Александрийского уезда Херсонской губернии. Фактически — диктатор в районе Херсон — Николаев. Перешел на сторону РККА. Командовал дивизией РККА. Затем поднял восстание, которое потерпело поражение, присоединился к махновцам и убит по приказу Н.И. Махно. 17 Махно Нестор Иванович (26.10.1888–25.07.1934) — анархист, лидер повстанческого движения на юге Украины в 1918–1921 гг. Заключив временный союз с большевиками, командовал бригадой 3-й Украинской советской армии. После разрыва с большевиками стал главнокомандующим Революционно-повстанческой армии Украины почти все полевые части передали в ведение штаба обороны. Штаб армии ушел из Екатеринослава, командарм где-то обретался в передовой линии. Донесения, по-видимому, или сосредотачивались в штабе обороны или же посылались с места непосредственно в высшие инстанции. По крайней мере, в полевом штабе их не было, а если и были, то весьма старые. Вот в какой обстановке очутился я. Следствием этого и было то, что я попал в плен. Последнее мне совершенно не улыбалось, так как меня могли опознать как старательного работника, тем более что пока я был начоперодом18 штарма19, 2[-я] укр[аинская] армия сделала успехи и, во-вторых, могли выяснить мое участие в роли нач[альника] штаба при подавлении восстания в Рязанской губер[нии]20. Все правила о назначениях были аннулированы, и я из штаба армии получил назначение в полевой штаб, где подвизался по новой должности «дежурного по штабу». Положение было самое печальное, так как штаб обороны работал самостоятельно. Начальник полевого штаба Шкляр- Алексюк 18 Начальником оперативного отдела. 19 Здесь и далее — штаба армии. 20 По-видимому, речь идет о крестьянских восстаниях в Рязанской губернии в ноябре — декабре 1918 г хранил упорное молчание, и, таким образом, об обстановке мы имели самое смутное понятие. Накануне падения гор[ода] Екатеринослава я видел из окна военного комиссариата, что левый берег Днепра был очищен от наших войск, и борьба сосредоточилась у железнодорожного моста, который был подготовлен к взрыву. Принимая во внимание, что все перевоз[о]чные средства были утилизированы нашими войсками при переправе через Днепр, я был спокоен, так как при уничтожении железнодорожного моста форсировать реку было очень трудно и даже невозможно без соответствующей подготовки. Сменившись вечером с дежурства, я отправился домой отдохнуть, так как на другой день я должен был заступить на ночное дежурство. В городе было сравнительно спокойно; в стороне моста слышалась обычная перестрелка. Ночью послышался взрыв — я совершенно успокоился. На другой день, слыша обыкновенную перестрелку, я, не торопясь, собирался на дежурство. Около часу дня я вышел из квартиры и стал спускаться к проспекту, достигнув который, я был встречен пулями, летящими вдоль него. Вдали показались всадники. Я повернул назад с желанием выйти на Полевую улицу, но там встретил то же самое, а потому, свернув к себе на квартиру, я скрылся в ней. Что пришлось пережить, трудно описать, так как, во-первых, я жил в буржуазной реквизированной квартире, а, во-вторых, кругом жили семьи, отцы которых ушли с белыми. Спрятаться где-либо в другом месте не пред ставлялось возможным, так как я никого не знал, кто бы встал на мою сторону и припрятал. Партийным это было легче сделать, так как, имея поддержку среди низов, для них это было плевое дело. Не то предстояло мне. И за что? По-видимому, за то, что: [далее зачеркнуто: Требуя дела, я, конечно, не особенно нравился некоторым как сотрудникам, так и политкомам. Особенно положение стало тяжелым, когда прибыл новый командарм, новый начштаба и многие другие, которые прибыли уже с предвзятым взглядом, а именно, что де мол штарм ничего не делал. Между тем, несмотря на то, что я состоял для поручений:] Новый начштаба Шкляр-Алексюк, преследуя, по-видимому, свои личные цели, старался вытеснить меня, устроив так, что я, несмотря на то, что состоял для поручений при командарме, приказания должен был получать от него, а не от командарма. Выделив нас в полевой штаб, никто не заботился о том, чтобы приготовить средства на случай отступления. Напротив, все почти автомобили были, согласно приказания военкома21, были22 сосредоточены в его распоряжении и использованы, конечно, в личных целях. А принимая во внимание, что на нас, бывших офицеров, смотрят как на материал, который, использовав, можно и бросить. И вот за 1 ½ годовую службу последовала расплата. Нас таскали, издевались и на[конец] отослали в Ростов, а затем в Екатеринодар, оттуда — в Ейск под надзор до окончания следствия. Шесть кошмарных месяцев вечной муки, так как все мои ложные показания могли вскрыться, полуголодное существование и т.д. Никто не хотел разговаривать, как только узнавал, что я находился на службе у Советской власти. По мере развития успехов Красной доблестной армии я оживал, ожидая с нетерпением ее прихода. И что же, пришли! Результатом прихода был арест, а затем мытарства по разного рода особ[ым] отделам. Нервы, здоровье истрепаны в конец, семья голодает форменным образом, так как жена, больна[я] и изнуренная, не в состоянии работать и поддерживать детей. И за что же — за то, что я, как умел, работал искренно на пользу трудового народа. Ввиду вышеизложенного обращаюсь к Вам [с] величайшей просьбой поддержать меня, а главное поддержать мою семью, проживающую в гор[оде] Ейске. В настоящее время я нахожусь совершенно без денег и без всяких средств в Ростове н[а] Д[ону] и жду каждую минуту, что меня опять начнут водить по Особ[ым] отделам. Если этого не будет, то адрес: 1[-й] территориальный полк, Ростов н[а] Д[ону], где я пристроился работать. Борис Черниговский-Сокол Центральный архив Федеральной службы безопасности России. Д. Н-603. Т. 1. Л. 140–141 об. Автограф. Чернила Литература Ганин А.В. Военспецы. Очерки о бывших офицерах, стоявших у истоков Красной армии. М.: Кучково поле, 2022. https://doi.org/10.31168/907171-53-4 Ганин А.В. «Мозг армии» в период «Русской Смуты»: Статьи и документы. М.: Русский путь, 2013. Гражданская война в СССР / под общ. ред. Н.Н. Азовцева. М.: Военное издательство, 1986. Т. 2. References Azovtsev, N.N., ed., 1986. The Civil War in the USSR. Moscow: Voennoe izdatel’stvo. Vol. 2. (In Russian.) Ganin, A.V., 2013. “The Brain of the Army” during the “Russian Turmoil”: Articles and Documents. Moscow: Russkii put’ (In Russ.) Ganin, A.V., 2022. Military Specialists. Essays on Former Offi cers Who Stood at the Origins of the Red Army. Moscow: Kuchkovo pole. https://doi. org/10.31168/907171-53-4 (In Russian)

Ответов - 3

Игорь Ластунов: Ганин А.В. Гамбит Монигетти. Невероятные приключения "итальянца" в России // Родина. 2011. № 10. С. 124-127.

Игорь Ластунов: Андрей ГАНИН, кандидат исторических наук.ГАМБИТ МОНИГЕТТИ Невероятные приключения «итальянца» в России*. Революция и Гражданская война стали тяжёлым временем для русских офицеров. Среди них были и те, кто повёл свою собственную борьбу с системой, не останавливаясь перед крайними мерами. Некоторые не пришлись ко двору ни в одном из противоборствующих лагерей и были вынуждены перейти на нелегальное положение. Это были люди особого склада характера и духа. Сегодняшний наш рассказ о драматической судьбе одного из таких офицеров — Константина Фёдоровича Монигетти. Монигетти родился в Петербурге 19 марта 1890 года, происходил из мещан (его отец, Фёдор Фёдорович, был служащим представительства резиновой фабрики «Богатырь» и умер в 1918 году, мать умерла в 1929-м), считал себя русским, хотя фамилия явно указывала на итальянское происхождение. Супругой Монигетти была его ровесница, дочь железнодорожного служащего Элеонора Михайловна, детей у них не было. Монигетти окончил 1-ю гимназию в Екатеринославе (1908) и Владимирское военное училище (1910), откуда вышел подпоручиком в 49-й пехотный Брестский полк, стоявший в Севастополе. С этим полком и была связана вся его дореволюционная военная служба. В 1911 году наш герой окончил Севастопольскую фехтовальногимнастическую школу. По свидетельству супруги, «языками иностранными муж действительно владел в совершенстве, так как ещё с гимназической скамьи отличался исключительными лингвистическими способностями. Вообще, он был очень одарённый человек»1 . В 1913–1914 годах Монигетти обучался в младшем классе Императорской Николаевской военной академии, но закончить высшее военное образование помешала начавшаяся мировая война2 , в которой офицер принял активное участие и был награждён орденами св. Анны 4-й степени с надписью «За храбрость» и св. Станислава 3-й степени с мечами. В конце существования русской армии штабс-капитан (по другим данным — капитан) Монигетти служил командиром 14-й роты 49-го пехотного Брестского полка. В 1918 году Монигетти числился в гетманской армии П. П. Скоропадского (в приказах он не упоминался3 ) в звании сотника (капитана), причём не говорил по-украински, что было характерно для множества русских офицеров, оказавшихся в украинских военных формированиях того времени, а из иностранных языков, согласно документам, знал только немецкий. По некоторым данным, Константин Фёдорович должен был быть назначен на должность старшего адъютанта штаба 15-й пехотной дивизии в Екатеринославе4 . Впрочем, о том, что это назначение состоялось, данных нет. Со сменившими гетмана Скоропадского на Украине петлюровцами Монигетти было явно не по пути, и его следы в украинской армии далее не прослеживаются. В период с февраля по август 1919 года он служил в Красной армии, был начальником штаба войск Правобережной Украины, даже попал в официальную советскую историю Гражданской войны как начальник штаба 14-й советской армии, оборонявшей Украину5 . Этот ответственный пост Монигетти занимал в период с 22 июня по 2 июля 1919 года. Командовал армией в это время Климент Ефремович Ворошилов. Впоследствии это знакомство сослужило нашему герою хорошую службу. Затем он был начальником штаба Екатеринославского укрепрайона и инспектором пехоты Высшей военной инспекции. Однако он, по всей видимости, не разделял большевистских идей и в Красной армии оказался лишь в силу обстоятельств. Неудивительно, что служба его большевикам была непродолжительной. С Украины Монигетти должен был быть назначен в Симбирск в распоряжение штаба 5-й армии6 , однако при отступлении частей РККА от Киева Монигетти остался в городе и перешёл на сторону белых. Тогда в Киеве остались в общей сложности несколько тысяч бывших офицеров7 . Впоследствии, в своих показаниях по делу «Весна» 21 апреля 1931 года, Монигетти отметил, что дезертировал из Красной армии, «руководясь исключительно чувством к жене, которая была с 6-летним ребёнком оставлена в г. Киеве в совершенно беспомощном состоянии, больная перитонитом»8 . Служба у белых тоже не заладилась: Монигетти в конце сентября был арестован контрразведкой отряда Генштаба генерал-лейтенанта Н. Э. Бредова за службу в Красной армии. К сожалению, следственного дела обнаружить не удалось, нашёлся лишь один сопроводительный документ — отношение генералквартирмейстера штаба Главнокомандующего Вооружёнными силами на Юге России (ВСЮР) председателю судебноследственной комиссии от 20 января (2 февраля) 1920 года: «Препровождённое мне дело о Штабс-Капитане МОНИГЕТТИ при № 0725/645щ отослано Начальнику Отдела Генерального Штаба Военного Управления по принадлежности, так как эксперты были назначены его жением из числа офицеров Генерального Штаба отдела Генерального штаба Военного Управления»9 . Верховной судебно-следственной комиссией при штабе главнокомандующего ВСЮР Монигетти был приговорён к семи годам лишения свободы. Освободился он по амнистии за день до взятия красными Екатеринодара (занят большевиками 17 марта 1920 года), да фронт ВСЮР уже трещал по швам. После освобождения наш герой по приговору суда был разжалован в рядовые и 19 марта направлен на фронт10. Быть использованным белыми в качестве пушечного мяса без всякого положения и перспектив бывшему слушателю академии Генштаба явно не хотелось, поэтому он дезертировал из ВСЮР и в часть не явился. Опасаясь возвращаться к красным, решил перейти на нелегальное положение. В обстановке неразберихи Гражданской войны сделать это было нетрудно. В своих позднейших показаниях Монигетти сообщил: в связи с занятием Екатеринодара красными «я должен был переменить фамилию, ибо как б[ывший] дезертир неминуемо был бы расстрелян, если бы в тот момент попался»11. С 1920 по 1924 год Монигетти провёл на нелегальном положении по чужим документам. 9 августа 1924-го он был арестован в Нижнем Новгороде на ярмарке, где работал в кооперации. Арест произошёл не из-за прокола самого нелегала. Подлинные причины случившегося изложила в 1959 году вдова Монигетти пенсионерка Элеонора Михайловна Муравьёва: «Первый арест моего мужа был потому, что я его выдала не будучи в силах переносить тяжести нелегальной жизни»12. Сам же Монигетти показал, что жена донесла на него, так как «на почве всех преследований, перенесённых мною, сошла с ума в начале 1921 года и находилась на излечении в Кишкинской психиатрической больнице (г. Орёл)»13. Август 1924 года Монигетти провёл в нижегородском губотделе ОГПУ, а в начале октября был переведён в Особый отдел ОГПУ в Москве и содержался в Бутырской тюрьме. Наконец, 29-30 ноября на открытом судебном заседании Военной коллегии Верховного Суда СССР под председательством небезызвестного Василия Васильевича Ульриха за дезертирство из Красной армии и проживание под чужой фамилией он был приговорён к расстрелу, заменённому прямо на суде пятью годами лишения свободы со строгой изоляцией и лишением прав на три года. Наказание Монигетти отбывал в Москве, сначала в Лефортовской тюрьме в условиях строгой изоляции (с 5 декабря 1924-го по 4 апреля 1926 года), затем в Сокольническом исправительном доме (4 апреля — 5 мая 1926 года) и в Ивановском исправительно-трудовом доме, как вспоминал Монигетти, «без решёток и часовых»14 (5 мая — 30 сентября 1926 года). В последнем месте заключения ему даже несколько раз разрешались отпуска, в том числе загородный отпуск к матери в Тульскую губернию. В заключении офицер приобрёл некоторые практические навыки: «Одновременно во всех тюрьмах, где я был, я работал как на производстве у станка (подчёркнуто в документе. — А. Г.) (долгое время работал токарем по дереву), так и на культурном фронте, занимая ряд должностей: библиотекаря тюрьмы, редактора стенной газеты, члена бюро марксистского кружка, руководителя кружка противовоздушной обороны и т. д.»15. Супруга Монигетти, когда тот содержался в Лефортово, смогла выйти на бывшего начальника мужа по службе в14-й армии — теперь уже всесильного наркома Ворошилова — и рассказала о наказании мужа за проступки 1919 года, сущность которых «первому красному офицеру» якобы была известна. В то время репрессии ещё не носили директивного и системного характера, как в 1930-е годы, так что, по словам Монигетти, «тов. Ворошилов отнёсся ко мне с большим участием, назвал меня «славным малым» и, узнав, что моя жена полуголодает (явление, которое в нашей совместной жизни повторяется периодически), дал мне возможность работать литературно в ГИЗе, причём заказы ГИЗа и мои работы провозил от меня и ко мне иногда т. Леухин (подчёркнуто в документе. — А. Г.), состоящий для поручений при Наркомвоенморе»16. Заключённого также посещал соратник Ворошилова по Гражданской войне, а в то время прокурор Московского военного округа С. Н. Орловский, следивший за перевоспитанием арестанта. Монигетти вспоминал, что «при каждом выходе моего печатного труда после 1926 года я обязательно посылал Василию Васильевичу Ульриху (здесь и далее подчёркнуто в документе. — А. Г.) один экземпляр труда с авторской подписью и указанием, что исполняю данное ему слово на суде — искренним и честным трудом на пользу родной мне Красной армии загладить тяжёлое преступление 1919 года. И каждый упрёк о том, что я этого слова не сдержал, принимаю как невыносимое оскорбление»17.

Игорь Ластунов: 30 ноября (возможно, сентября) 1926 года Монигетти был досрочно освобождён, а в 1927-м с него досрочно сняли поражение в правах. Наконец, в связи с 10-й годовщиной Октября с Константина Фёдоровича по амнистии была снята судимость. После освобождения семья Монигетти поселилась у родственников в Днепропетровске, где бывший офицер некоторое время оставался безработным, но затем смог устроиться на преподавательскую работу в Днепропетровском горном институте и даже получил звание доцента. В военкомате он был зарегистрирован по 8-й категории как начальник штаба полка. 18 декабря 1930 года Монигетти был вновь арестован по делу «Весна» в Днепропетровске по обвинению в том, что «он состоял членом военной офицерской к[онтр]р[еволюционной] организации, ставившей перед собой цели свержения Соввласти путем вооружённого восстания»18. На момент ареста он работал преподавателем военных наук и военруком рабфака горного института. Жил с женой и 70-летней тёщей. Подследственный содержался под стражей при днепропетровском оперсекторе ГПУ УССР. Он и арестованные вместе с ним сослуживцы обвинялись в создании контрреволюционной организации из преподавателей вузов, вовлечении в организацию студентов. По делу о Днепропетровской военной контрреволюционной организации проходили генштабист, бывший полковник Ф. Ф. Фешот, командир 30-й стрелковой дивизии П. П. Мясоедов, начальник штаба дивизии М. М. Катанский, военрук Горного института С. М. Михайловский, физрук В. В. Гофф и другие19. Всего обвинялось не менее 22 человек20, в основном бывших офицеров, как служивших на тот период в РККА, так и занимавшихся преподавательской работой. Анализ материалов дела показал, что Монигетти изобличался только поверхностными и противоречивыми свидетельскими показаниями других лиц, причём его именовали полковником Генштаба, занимавшим видное положение у белых21, что не соответствовало действительности. Никаких конкретных улик в деле не было. Из показаний Катанского от 27 января 1931 года: «В конце [19]27 или [19]28 г. я познакомился с К. Ф. МОНИГЕТТИ. Он на меня произвёл впечатление весьма дельного человека, образованного в военном отношении, его же прежнее и настоящее положение быстро дало возможность найти общий язык…»22 Михайловский указал 11 января 1931 года: «Прибыв в [19]27 году в г. Днепропетровск в качестве военного руководителя ВУЗа (Горного Института), я от МОНИГЕТТИ, бывш[его] в то время преподавателем военных дисциплин Горного Института, узнал о существовании среди ряда лиц начсостава 30 стрелковой дивизии и среди профессуры и преподавателей Горного Института какой-то организации, имевшей целью реставрацию буржуазной демократической республики под протекторатом Франции. Указанная организация имела связь с другими организациями, имевшимися в Харькове, Киеве и Одессе и др. города[х] с центром в Москве. Центр указанной к[онтр]р[еволюционной] организации имел тесную связь с Парижем, откуда он и финансировался на средства бывш[их] владельцев фабрик и крупных промышленников как-то РЯБУШЕВСКИХ (Рябушинских — А. Г.), МОРОЗОВЫХ и др. Целью указанной организации было свержение Сов[етского] строя путём, с одной стороны, открытой интервенции в лице вассальных Франции — Польши, Румынии, с другой — путём организации вооружённых повстанческих отрядов внутри Советского строя. Начало внешней интервенции в лице Польши и Румынии предполагалось в 30 году…»23 Руководили «организацией», по версии следствия, Мясоедов, Катанский, Фешот, Монигетти и командир 30-го артиллерийского полка А. К. Юцковский24. В деле нашего героя содержался даже план захвата Днепропетровска, который следователи не поленились выдать за ценное показание одного из арестованных25. В случае восстания Монигетти якобы должен был стать начальником контрразведки. Во всяком случае, так показал 26 декабря 1930 года другой генштабист Фешот, затем покончивший с собой в тюрьме (возможно, не вынеся того, что был вынужден оклеветать других). Кроме того, Монигетти якобы осуществлял связь военной и гражданской составляющих организации. Подобные фантазии нужны были следствию для создания видимости расследования. Очевидно, без этих бессмысленных документов расстрелять ни в чём не повинных людей тогда было затруднительно, и формальные требования «законности» должны были быть соблюдены. Однако первый допрос арестованного состоялся лишь почти через четыре месяца после ареста — 12 апреля 1931 года. Виновным себя Монигетти не признал. Тем не менее постановлением коллегии ОГПУ от 30 мая 1931 года он был приговорён к расстрелу. Вдова офицера позднее вспоминала о тех тяжёлых днях: «Муж мой был выслан с группой военных в Харьков, в Военный Трибунал. Военный прокурор сказал мне, что он выслан надолго и посоветовал поступить на работу. Окольными путями мы узнали, что они приговорены к расстрелу. Дали телеграмму-молнию о помиловании т. Калинину. В помиловании было отказано, и на Лубянке, 9 в Москве мне опять ответили, что он выслан. Сестре же моего мужа сказали, что он расстрелян»26. В 1959 году вдова офицера, по-прежнему проживавшая в Днепропетровске, обратилась к военному прокурору Киевского военного округа с просьбой пересмотреть дело мужа и реабилитировать его. В письме женщина описала драматическую историю жизни их семьи в советский период. Она сама была арестована на сутки в декабре 1930 года, но затем освобождена. Работала учительницей, воспитательницей, а позднее в связи с нервным заболеванием — библиотекарем. «С тех пор прошло много лет. Много унижений и оскорблений я пережила как жена врага народа. Травил всякий, кто хотел. Мне не раз пришлось прибегать к защите ГПУ, так как я знала, что Советское правительство наказывает виновных, но не мстит… Я стара, больна, живу в ужасных квартирных условиях. Но всё это ничего по сравнению с тем, что я переживаю, зная, что мой муж был врагом народа»27. Несчастная женщина остро переживала свою вину за то, что когда-то выдала мужа, пусть и не по расстрельному делу. Своё письмо она завершила интригующей фразой: «Быть может, я пролью свет на это «тёмное» дело, так как скажу то, что мой муж мне запретил под страхом смерти»28. Эти доводы возымели действие, и вдова репрессированного была допрошена. К сожалению, в деле не удалось обнаружить сведений о том, что именно Монигетти запретил говорить жене под страхом смерти. Уже в 1960 году вдова репрессированного военспеца писала следователю: «Я забыла сказать то, что, я считаю, имеет существенное значение и в значительной степени повлияло на исход дела моего мужа… А именно: моего мужа, благодаря итальянской фамилии и знанию нескольких иностранных языков29 — считали и сейчас считают иностранцем. В то тяжёлое время быть иностранцем было опасно, что подтвердилось отношением к моему мужу. Это недоразумение — мой муж русский. Фамилию Монигетти он носил не по отцу, а по отчиму (здесь и далее подчёркнуто в документе. — А. Г.) Фёдору Фёдоровичу Монигетти. Мать его была уроженка Смоленской области (губернии. — А. Г.) и вышла второй раз замуж за Монигетти Ф. Ф., имея от первого брака двух детей — моего мужа и его сестру, которых он усыновил»30. Заканчивалось письмо следующими словами: «Простите великодушно старуху, которая, отрешившись от личной жизни, 30 лет живёт под гнётом невольного предательства, основанного на желании вырваться их кошмарного положения. P.S. Умоляю Вас, помогите!»31. После обращения вдовы бывшего офицера началась проверка его дела и процесс реабилитации, в ходе которого выяснилось, что показания по делу Монигетти ни на чём не основаны, а сам он репрессирован незаконно. В конце концов он был реабилитирован…Примечания 1. Ведомственный архив Службы безопасности Украины (ГАСБУ). Ф. 6. Д. 67093-ФП. Т. 170 (129). Л. 111–111 об. 2. РГВИА. Ф. 2100. Оп. 1. Д. 373. Л. 293 об. 3. По данным к. и. н. М. А. Ковальчука (Киев). 4. Центральный государственный архив высших органов власти и управления Украины (ЦДАВОУ). Ф. 1078. Оп. 2. Д. 37. Л. 58 об.–59. Также см.: Тинченко Я. Ю. Офiцерський корпус Армiï Укранськоï Народноï Республiки (1917–1921). Кн. 1. Київ. 2007. С. 535. Впрочем, по данным списка генштабистов украинских советских формирований, это последняя должность Монигетти в старой армии//РГВА. Ф. 6. Оп. 4. Д. 921. Л. 70. 5. Гражданская война в СССР. Т. 2. Решающие победы Красной армии. Крах империалистической интервенции (март 1919 г. — октябрь 1922 г.). М. 1986. С. 142. 6. РГВА. Ф. 6. Оп. 4. Д. 921. Л. 70. 7. Там же. Ф. 39694. Оп. 1. Д. 69. Л. 359. 8. ГАСБУ. Ф. 6. Д. 67093-ФП. Т. 170 (129). Л. 93. 9. ГАРФ. Ф. Р-447. Оп. 1. Д. 686. Л. 3. 10. Описанный генералом П. Н. Врангелем в мемуарах случай с капитаном лейбгвардии Петроградского полка Манегетти (так у Врангеля), застрелившим в нетрезвом состоянии матроса (тоже нетрезвого) за непочтительный ответ и разжалованного за это решением военно-полевого суда в рядовые, а затем геройски погибшего на фронте, относится, видимо, к георгиевскому кавалеру Александру Александровичу Монигетти// Врангель П. Н. Воспоминания. Южный фронт (ноябрь 1916 г. — ноябрь 1920 г.). Ч. II. М. 1992. С. 53–54; Военный орден Святого Великомученика и Победоносца Георгия. Именные списки 1769–1920. Биобиблиографический справочник. М. 2004. С. 650. Подробнее об этом случае см.: ГАРФ. Ф. Р-5853. Оп. 1. Д. 2. Л. 308. 11. ГАСБУ. Ф. 6. Д. 67093-ФП. Т. 170 (129). Л. 93. 12. Там же. Л. 110. 13. Там же. Л. 93. 14. Там же. 15. Там же. Л. 93 об. 16. Там же. 17. Там же. 18. Там же. Л. 1. 19. Несмотря на пропуски и неточности, сведения о ряде участников этой «организации» опубликованы в: Тинченко Я. Ю. Голгофа русского офицерства в СССР 1930–1931 годы. М. 2000. С. 277–279. 20. ГАСБУ. Ф. 6. Д. 67093-ФП. Т. 170 (129). Л. 15. 21. Там же. Л. 9. 22. Там же. Л. 35. 23. Там же. Л. 10. 24. Там же. Л. 36. 25. Там же. Л. 21. 26. Там же. Л. 109 об. 27. Там же. Л. 109 об.–110. 28. Там же. Л. 110 об. 29. В служебных документах 1918 года отмечено знание им только немецкого языка//ЦДАВОУ. Ф. 1078. Оп. 2. Д. 37. Л. 58 об.–59. 30. ГАСБУ. Ф. 6. Д. 67093-ФП. Т. 170 (129). Л. 111. 31. Там же. Л. 111 об.

полная версия страницы